Тебя, одну тебя люблю я и желаю!. Афанасий Фет

      Только в мире и есть, что тенистый

      Дремлющих кленов шатер.

      Только в мире и есть, что лучистый

      Детски задумчивый взор.

      Только в мире и есть, что душистый

      Милой головки убор.

      Только в мире и есть этот чистый

      Влево бегущий пробор.

      Что за звук в полумраке вечернем? Бог весть, —

      То кулик простонал или сыч.

      Расставанье в нем есть, и страданье в нем есть,

      И далекий неведомый клич.

      Точно грезы больные бессонных ночей

      В этом плачущем звуке слиты, —

      И не нужно речей, ни огней, ни очей —

      Мне дыхание скажет, где ты.

      Я тебе ничего не скажу,

      И тебя не встревожу ничуть,

      И о том, что я молча твержу,

      Не решусь ни за что намекнуть.

      Целый день спят ночные цветы,

      Но лишь солнце за рощу зайдет,

      Раскрываются тихо листы

      И я слышу, как сердце цветет.

      И в больную, усталую грудь

      Веет влагой ночной… я дрожу,

      Я тебя не встревожу ничуть,

      Я тебе ничего не скажу.

      Всё, как бывало, веселый, счастливый,

      Ленты твоей уловляю извивы,

      Млеющих звуков впивая истому;

      Пусть ты летишь, отдаваясь другому.

      Пусть пронеслась ты надменно, небрежно,

      Сердце мое всё по-прежнему нежно,

      Сердце обид не считает, не мерит,

      Сердце по-прежнему любит и верит.

      Тщетно опущены строгие глазки,

      Жду под ресницами блеска и ласки, —

      Всё, как бывало, веселый, счастливый,

      Ленты твоей уловляю извивы.

      Не нужно, не нужно мне проблесков счастья,

      Не нужно мне слова и взора участья,

      Оставь и дозволь мне рыдать!

      К горячему снова прильнув изголовью,

      Позволь мне моей нераздельной любовью,

      Забыв всё на свете, дышать!

      Когда бы ты знала, каким сиротливым,

      Томительно-сладким, безумно-счастливым

      Я горем в душе опьянен, —

      Безмолвно прошла б ты воздушной стопою,

      Чтоб даже своей благовонной стезею

      Больной не смутила мой сон.

      Не так ли, чуть роща одеться готова,

      В весенние ночи, – светила дневного

      Боится крылатый певец? —

      И только что сумрак разгонит денница,

      Смолкает зарей отрезвленная птица, —

      И счастью и песне конец.