Своя волна. Татьяна Михайловна Василевская
еще и счастливой обладательницей худенького вертлявого мальчишки, лет шести-семи, который явно не давал своей матери ни на секунду не заскучать, не расслабиться. Размахивая полупустым пакетом, врученным ему в воспитательных целях, мол, он – мамин помощник, и зажатой в другой руке, толстой корявой палкой, которой он выуживал из луж всевозможные предметы, мальчишка после очередного окрика своей матери бросал «эту гадость» и тут же нырял в очередную лужу, за следующей. Активно орудуя в грязной воде и своей палкой-удочкой и непосредственно рукой.
–Федор! Брось!!! Да что ж за наказание!… Подойди сюда!– в голосе послышалось раздражение и отчаяние.
–Девушка!– догнав мать несносного мальчишки, рявкнул Андрей, чуть ли не вырывая у нее из рук пакеты. – Давайте я Вам помогу…
Удивленное, непонимающее лицо повернулось к нему. Андрей слегка напрягся, в ожидании ставшей уже привычной со стороны посторонних реакции, при виде его лица, вернее его изуродованной шрамами половины. Обычно люди в первую секунду смотрели со страхом, порой с отвращением, а потом отводили глаза, делая вид, что все в порядке. У воспитанных людей не принято, открыто пялиться на чужое уродство, они делают это незаметно.
Обладательница сумок, естественно, заметила, потому, как не заметить такое можно только будучи слепым. Тонкие брови слегка нахмурились, а губы едва заметно изогнулись, но вместо того, чтобы «сделать вид» и отвернуться она перевела свой взгляд на его глаза. У нее самой глаза были серые, большие. И, как показалось Андрею, немного грустные. Может, просто усталые.
–Разве можно такую тяжесть носить?– сердито буркнул он, испытывая смущения от взгляда этих серых глаз. Он уже даже мысленно проклинал себя, что решил помочь. Уж донесла бы она свои сумки, наверняка не в первой. От ее пристального взгляда ему самому захотелось отвернуться. Или прикрыться, скрывая свой физический изъян. Лучше бы она смотрела с отвращением. В ее глазах отразилось сострадание и даже боль.
Неожиданно губы ее тронула улыбка, и глаза стали вдруг озорными.
–Представляете, сколько я их не кормлю, через какое-то время они снова голодные и опять просят есть. Просто настоящие проглоты.– Она рассмеялась, и лицо у нее сделалось совсем юным. Андрей не удержался и тоже рассмеялся, потому что смех у нее был очень заразительный и веселый.
В этот момент подошел, закончивший, наконец, свои изыскания в близлежащих лужах, проглот-Федор. Он с внимательным видом, не скрывая любопытства, с примесью ужаса и восхищения одновременно, рассматривал изуродованную щеку незнакомца.
–А что случилось с твоим лицом?– серьезно спросил он. Глаза у его матери стали круглыми, а на щеках появился, кстати, очень шедший ей румянец.
–Федя!…– шикнула она на сына.
–Тебя на войне ранило?– не обращая внимания на шипение матери, задал очередной вопрос Федя.
–Нет, не на войне…
–А где?
–Федя!– простонала его мать и изловчившись, схватила сына за руку.
–Ай! Мам, больно!…– выдергивая руку, которую она, видимо,