Юбилей Гердта. Влас Дорошевич

      Случай, который следует отметить.

      Гердт был тысячи раз королем Испании, Сицилии, Сардинии, – как какой-нибудь американский миллиардер, – шоколадным королем, королем цветов, королем кукол, раз 500 египетским фараоном и не погиб в Черном море.[4]

      Говорят, что пунктом честолюбия этого «первого балетного артиста» всегда было:

      – Если я на сцене король, – то в жизни хотел бы быть сделан дворянином.

      Я думаю, что человек, так хорошо исполняющий роль короля, может отлично исполнить роль простого дворянина.

      Чем больше я присматриваюсь к правым дворянам в Государственной Думе, тем яснее для меня становится, что им просто не хватило в детстве гувернера, который обучил бы их хорошим манерам.

      Если император, – да еще Наполеон! – говорят, брал уроки, как держаться, у актера Тальма, – то почему дворянину Маркову не поучиться[5] манерам у г. Гердта?

      П.А. Гердт имел отношение и к литературе.

      Это случилось в России, в стране неожиданностей.

      Десять лет тому назад исполнилось сорокалетие литературной деятельности покойного Н.К. Михайловского.[6]

      Министром внутренних дел тогда был покойный Сипягин[7], а начальником главного управления по делам печати покойный кн. Шаховской.[8]

      После ежовых рукавиц Соловьева[9] для прессы настал кн. Шаховской в лайковых перчатках.

      И вот, однажды, в 1900 году, в петербургские редакции раздался звонок по телефону.

      – Прошу к телефону господина редактора.

      – К вашим услугам. Кто говорит?

      – Начальник главного управления по делам печати. Предупреждаю, чтоб в газете не появлялось ничего по случаю предстоящего чествования сорокалетия деятельности Николая Константиновича Михайловского.

      – Это что же? Циркуляр? – вскипел редактор одной прогрессивной газеты.

      – Это – распоряжение господина министра внутренних дел.

      – В таком случае, будьте добры прислать мне это, как водится, на бумаге. Сотрудники не поверят, когда я скажу им о таком распоряжении!

      В телефоне раздался смех.

      Умный, тонкий, изящный кн. Шаховской смеялся.

      – Вы хотите, чтоб я подписывался под такими циркулярами?

      Соловьев спокойно писал циркуляр по всем редакциям: «Воспрещается печатать что-либо по поводу предстоящего семидесятилетия со дня рождения графа Л. Н. Толстого[10]».

      Кн. Шаховской боялся того «монаха трудолюбивого», который когда-нибудь придет в архив и, «пыль веков от хартий отряхнув, правдивые сказанья перепишет».[11]

      Да ведают потомки православных:

      – Вот какой был начальник главного управления по делам печати кн. Шаховской и какие циркуляры он писал!

      Он боялся суда потомства.

      И не хотел оставлять «вещественных доказательств».

      Если б вы не поверили мне, бросили все свои дела и просмотрели все петербургские газеты того времени, вы нигде не нашли бы ни одной строки о грандиозном чествовании литератора, сорок лет простоявшего «на славном посту».

      Нигде, кроме одной…[12]

      Ее фельетонист воспользовался тем, что одновременно праздновался сорокалетний юбилей балетной деятельности П.А. Гердта.

      Чествование было тоже грандиозным.

      Мариинский театр был переполнен самой блестящей, самой сановной публикой.

      – Сорок лет тому назад в России начали свою деятельность два человека: Н.К. Михайловский и П.А. Гердт. Один сорок лет работал головой, другой – ногами. И вот результаты.

      И, читая описание юбилея Гердта, все прочли описание юбилея Михайловского.

      Так контрабандой было провезено чествование Михайловского.