Краткий курс теории смерти. Валерий Нартов
на курящую голову противовес.
Вошёл, Лидия обожгла взглядом и прекратила бить пишущую машинку. Это лицо не умело скрывать эмоций. Лидия выпалила, что Чуприн премировал холодильником, но не новым!
– Я уже не командую.
– Поставьте условие – заменить холодильник! – не слушает Лидия. – Век не забуду. Вспомню ежегодно.
– Вы посмотрите, какая жадная! – удивляется с лестницы Чуприн. – Холодильнику три года! В медпункте забрали за долги. Не нравится, ради бога! Верните обратно.
Лидия заплакала в голос и побежала в расчётный отдел жаловаться, хотя уже время позднее.
Чуприн пошевелил вслед бровью.
– Может, и отдам половину из гуманных побуждений. Почему супруга должна страдать от твоей несуразности, и вместо материальных благ получать некрологи?
Глеб сунул руку в пуховик.
– Погоди уж, – усмехнулся Чуприн. – Брат звонил, советовался насчёт бухгалтерши. Начальник милиции предложил тётку ликвидировать за четыре тысячи долларов. Исчезнет бесследно. Ну, и где твоя теория? Уничтожат независимо, получает ли новый опыт или кропает одно и то же.
Глеб ошарашено ловит взгляд собеседника. Издевается, это понятно. Но такое рассказать! А если не соврал?
Он пошёл аварийно освещёнными коридорами на выход. Отдалённо шумел подтекающий унитаз, обаятельная улыбка Чуприна не выходила из головы.
Убийства справа и слева не удивляют бывших советских людей. В восьмидесятых запустил процесс М. С. Горбачёв. В мирной стране убили несколько десятков граждан. Армян в Баку и Сумгаите. Никого не наказали, спустили на тормозах. Власть подала сигнал – убивать теперь безопасно и экономически выгодно. Сигнал услышали.
Коллега Юра разлюбил науку, захотел дела делать. Ушёл руководить полиграфией, а в девяностом сел в райисполком предприятия регистрировать. Кому помешал и чем? Убили по нижнему тарифу, в подъезде молотком.
Хорошо голове от морозного воздуха. Ошеломление уходит, его место заполняет бешенство. Не пройдёт казак мимо чёрта, чтобы в рыло не заехать!
За окном аспирантского общежития чернеют сосны, на подоконнике стынет кружка чая. В этой комнате Глеб прожил год. Став «командировочным», махнул рукой на обязательные предметы быта. Сковородку или утюг просил у соседей. Холодильником служил мешок за форточкой. Вместо белой скатерти распечатка электронно-вычислительной машины. В углу прислонилась гитара: можно приводить баб, напиваться и орать песни. Не довелось пока. В шкафу огромный сторожевой тулуп (придётся продавать). Со стены смотрит Лиза, чудом уцелевшая. После свадьбы жена уничтожила женские фотографии и письма. А Лизин автопортрет хранился на работе и пережил годы репрессий.
– Сдвинулось и треснуло! – объяснил Глеб портрету. – Помнишь разговор в кафе… на пляже? Вот она, развилка.
Он отхлебнул из кружки и рухнул. Заскрипела панцирная кровать, заправленная байковым одеялом.
Утро началось хитро. Глеб уговорил отдел кадров Сибгидро уволить его и выдать трудовую книжку. Сочинил