Суть островá. О`Санчес
деятельности. Поэтому я почти никогда не препятствую держаться со мню запросто. Когда я на работе.
– Так увольняйтесь.
– Привык… От добра добра не ищут. Поговаривают, в его завещании – на каждого, кто в домашнем штате, учтен стаж службы при нем, что тоже, знаете ли… Зовет. Два звонка – это мне. Пойдемте, я вас провожу.
Пигги Тук ждет меня в гостиной, на втором этаже. Одет он почему-то в твид, ноги в башмаках на толстенной подошве уперты в каминную решетку… Жарить ботинки собрался, не иначе. При моем появлении, он сделал довольно честную попытку встать, но я в зародыше пригасил наметившееся желание: стремительный шаг, лучезарная улыбка, руки ладонями вперед…
– Сидите, сидите сэр! Камины не любят, когда ими пренебрегают, у них от этого портится характер! – Никакой он не лорд и не сэр, этот Пигги Тук, но любит косить под английскую аристократию. У нас в Бабилоне это модное и практически безопасное фрондерство перед властью. Я и сам люблю старую добрую Англию, доминионом которой мы были столько счастливых лет…
Пигги расслабляет седалище и оно вновь заполняет просторное кресло от края и до края, Пигги смеется.
– Да уж, Ричард! В самую точку! Как только начну беситься да волноваться, так он, сукин сын, только и знает, что дымить, да углями стреляться… О! Слышали?
Слышал я, чего же не слышать: стрельнуло поленце. Так держи экран нормально – и не выстрелит никуда, лорд, тоже мне…
– Вы правы. Итак…
– Сперли, суки!
– Опять?
– Опять! Мне нюхать надобно, нюхать, у меня без табаку башка болит и сопли текут. А без табакерки у порошка вкус не тот. Он в ней лежит и настаивается, понимаете, Ричард?
– Понимаю, да.
– Он в ней кондицию набирает, в табакерочке. Я туда всегда кладу два лепесточка лотоса. Два лепесточка, каждые два дня, не больше и не меньше, не чаще и не реже! Она особенная, табакерочка моя. Я думаю, что это горничная. Я сегодня ее допрашивал. Рик, вы бы видели, как у нее глазки бегали…
– Гм… В прошлый раз глазки бегали сразу и у шофера, и у камердинера, а табакерочка нашлась… – Пигги Тук мгновенно надулся, в ответ на мои невинные возражения, и потемнел лицом. Но тотчас же сдулся обратно, ибо я при алиби, то есть, вне подозрения, а табачок из золотой с брильянтами табакерочки – нюхать ему хочется. Ой, какой у него противный рот, когда Пигги раздвигает его примирительною улыбкой…
– Не будем спорить. Рик, вы меня дважды спасали – сотворите чудо еще раз и моя благодарность будет безмерной! – Я уже Рик для него, родной человек…
– Безмерной, – мысленно соглашаюсь я. – Но лишь до момента находки. А дальше в голову спасенного немедленно станут вползать мыслишки о заранее согласованных тарифах, о непыльной, и, в общем-то, недолгой работенке, об условности всех этих привязанностях к собственным порокам, о наглости и жадности всех этих сервисных и охранных служб… Поэтому вслух я говорю иное:
– Благодарность – в пределах тарифа, как договаривались, сэр. Не больше. Но и