Твоя Мари. Дорога к себе. Марианна Крамм
ты старика, – смеется Олег, вставая с кровати и быстро закидывая меня на плечо. – Ну, не жалуйся потом.
–Когда это я жаловалась?
–Ты – никогда, – со смехом подтверждает он, опуская меня возле креста. – Стой пока тут.
Он наскоро набрасывает полотняные хакама и кимоно, вынимает из шкафа чулки, туфли и перчатки, бросает мне и, пока я все это натягиваю, раскладывает на диване плети, связку зажимов и кляп. Манит меня пальцем, подхожу и привычно закладываю руки в замок за спиной, подставляя ему грудь, которую он сперва долго гладит кончиками пальцев и языком и только потом выуживает из связки завинчивающиеся зажимы и крепит их на соски. Натягивает цепочку так, что я невольно тянусь за ней, тихо охнув от пронзившей все тело боли. На губах у Верхнего ухмылка, и на грудь цепляются еще и тугие пластиковые прищепки. И со всей этой конструкцией он меня сейчас к кресту зафиксирует, так, что при каждом ударе плетью я буду впечатываться в доски грудью и ощущать адскую боль. Он подходит ко мне вплотную, так, что прищепки упираются ему в тело:
–Закинь правую ногу мне на бедро.
Подчиняюсь, покачнувшись, но он ударом стека по спине возвращает меня в вертикальное положение:
–Стой ровно.
Это довольно трудно – балансировать на каблуке, держа руки за спиной и удерживаясь только закинутой ему на бедро ногой. Рукоять стека оказывается у меня во рту, я сжимаю ее зубами, чувствуя привкус кожи, которой она обтянута. Рука Олега во мне, двигается быстро и довольно безжалостно, а он смотрит мне в глаза, не отрываясь, и я вдруг чувствую приближение оргазма. Но, разумеется, он тоже это чувствует, а потому убирает руку и, чуть отклонившись от меня, щелкает пальцем по прищепкам. Закусываю стек сильнее – больно. Губы Олега скользят по шее, по груди, к прищепкам, он берет одну из них зубами и смотрит мне в глаза. Я зажмуриваюсь, он резко разжимает прищепку – кажется, что из глаз сыплются искры. Таким же манером он снимает еще одну, но на этом – все.
–Опусти ногу.
Становлюсь на обе ноги, покачиваюсь – в голове уже слегка зашумело.
–Иди к кресту. Спиной ко мне.
Ну, разумеется! Спиной к тебе, как иначе… Становлюсь, как велено, и в тот же момент его рука, обхватившая меня сзади за шею, впечатывает меня в крест. Я выпускаю изо рта стек, он падает на туфли. Олег поднимает его, медленно ведет по моей спине вдоль позвоночника, и я чувствую, как вслед за кожаным наконечником по коже бегут мурашки. Он никогда не бил меня стеком – ни разу, это, скорее, элемент прелюдии, разогрева.
–Руки.
Поднимаю руки, Олег фиксирует их к окончаниям крестовины, то же – с ногами. Приносит кляп, вставляет, закрепляет ремешок. Его руки, кажется, повсюду, теперь ему ничего не мешает, и он трогает меня везде то мягко и нежно, то грубо и больно. Но, едва я подхожу к черте, он тут же останавливается, конечно – я никак не могу понять, каким органом он ощущает мою готовность и всегда успевает остановиться.
–Нет, милая, сегодня ты кончишь ровно тогда, когда я решу, – шепчет он, прижавшись губами