Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой. Сергей Беляков
рекомендацию. Не запрещая поминовение «раба Божия Тараса» (это просто невозможно, ведь Шевченко никогда не отлучали от церкви), Синод замечал, что «…прямое и деятельное участие православного духовенства в чествовании может быть ложно истолковано и поэтому было бы неудобно»[40]. Попытка избежать скандала, как это часто бывает, скандал только спровоцировала. Осторожную формулировку восприняли как запрет служить панихиду по Шевченко, что возмутило множество людей, от кадетов и трудовиков в Думе до украинских селян, мещан, интеллигентов.
События развивались стремительно. В Петербурге как раз шла очередная сессия Государственной думы, вопрос о юбилее Шевченко обсуждали на пяти заседаниях – 11, 12, 19, 26 февраля и 5 марта. Левые – от социал-демократов до кадетов – опротестовали циркуляр Маклакова как противозаконный. Среди первых под депутатским запросом свою подпись поставил Александр Федорович Керенский, в то время депутат от фракции трудовиков. Депутат Родичев, лучший оратор кадетов, стыдил власть, переходя от справедливого возмущения к патетическим угрозам: «…малороссам Шевченко дорог не меньше, чем полякам Мицкевич и чем нам Пушкин. Представьте себе, что вам бы запретили праздновать столетие Пушкина <…>. Недостойно существование той страны, где гражданин говорит не на языке родной своей матери, а должен говорить на чужом ему языке; недостойно существование гражданина в той стране, где ему запрещают свободное поклонение той истине, тем людям, к которым лежит, пламенеет его сердце. По благороднейшим чувствам бьет правительство, и с ними оно борется»[41].
Пуришкевич (от крайне правых) и Савенко (от националистов) поясняли: дело не в Шевченко, а в сепаратистах-мазепинцах, которые сделали его своим знаменем. Пусть «чествование поэта-лирика» не превращается в «политическую манифестацию»[42].
Но всё шло именно к политической манифестации. Накануне юбилея в университете Св. Владимира, в политехническом и коммерческом институтах, на Высших женских курсах появились листовки на русском, украинском и польском. В них некий Коалиционный совет высших учебных заведений призывал начать политическую забастовку:
«Пусть Шевченковский день станет днем революционного протеста против политики всеобщего душительства и изгнивающих форм современного бюрократического режима.
Долой национальный гнет, и да здравствует автономия каждой национальности!
Да здравствует вторая российская революция! Да здравствует социализм!»[43]
Власти тоже готовились встретить юбилей «великого кобзаря». Центр города заняли усиленные наряды полиции, конные стражники, а на площадях и перекрестках стояли казаки[44].
4
Утром 25 февраля аудитории опустели[45]. В политехническом институте с утра еще читали лекции немногочисленным слушателям, но к 12:00 в институте ни одного студента не осталось. Большую часть лекций на
Государственная дума. Четвертый созыв. Сессия II. Часть II. Заседание 40. 19 февраля 1914 г.: стенографический отчет. Стб. 775.
Государственная дума. Четвертый созыв. Сессия II. Часть II. Заседание 37. 11 февраля 1914 г.: стенографический отчет. Стб. 717, 718.
Там же. Стб. 928.
Українська ідентичність і мовне питання в Російській імперії… С. 526.
Искры: иллюстрированный художественно-литературный журнал с карикатурами. 1914. № 10. С. 74.
События шевченковских дней в Киеве реконструируются преимущественно по донесению начальника Киевского губернского жандармского управления полковника А.Ф.Шределя директору департамента полиции тайному советнику С.П.Белецкому от 28 февраля 1914 года. Документ опубликован в сборнике: Українська ідентичність і мовне питання в Російській імперії… С. 526–529.