На темной стороне Луны. Георгий Вайнер
приехал вовремя. Нажал кнопочку, цифры мигнули и исчезли, нырнув в омут своего жидкого кристалла. И сразу же вспыхнули другие – 01.07. Попросту говоря – 1 июля. Нельзя сказать, чтобы эти часы были удобнее наручных, но Корейцу они нравились. Ему казалось, что в трепетном неутихающем биении цифр есть тайный смысл, намек, предупреждение.
Откуда-то из глубины кафе пахнуло дымком, во внутреннем дворе шашлычник колдовал над мангалом. Дым тянулся к воде. Мутная поверхность пруда пузырилась – в водоеме водились сазаны, всеядные водяные хрюшки; они стаями кидались на лепешки, которые бросали им посетители.
Кореец уже обжился на своем месте, удобнее откинулся на стуле, обвел взглядом столики. Два старика в наманганских тюбетейках, в противоположном углу муж и жена – пенсионеры, видимо, автотуристы. Несколько школьников с пионервожатой. Через два столика сидел выходец из Ирана, их много жило в этих краях.
На шоссе заурчал приближающийся автомобиль, шум мотора приближался, по звуку Кореец определил «Волгу». Машина свернула с дороги, проехала вход в кафе и остановилась у задних дверей кухни. Выключенный мотор, перегретый на жарком пути, еще долго детонировал, вздрагивал, всхрипывал, как загнанный конь.
Кореец наклонился ближе к столу, сунув правую руку под пиджак. У него было сейчас невыразительное лицо Будды, терпеливо ждущего свой обед. Из-за кухни донесся хриплый клич приехавшего:
– Э-э, Ходжа! Ходжа!
Голос по-прежнему невидимого повара лениво ответил:
– Чего орешь, как ишак? Слышу, слышу… Иду…
В проем между чинарами, навесом и дверью кухни Кореец видел запыленный багажник серой «Волги». Потом в этот просматриваемый квадрат неторопливо вплыл повар, за ним появился здоровенный усатый мужик. Хлопнулись ладонями, побили друг друга по плечам.
– Привез?
– Привез.
Кореец сомкнул щелки глаз, уверенно полагая, что сейчас ему слух нужнее зрения.
– Сколько?
– Шесть.
– Что так мало? – разочарованно протянул повар.
– Больше не было. Они живые…
– Слушай, ты совсем без головы? Зачем мне живые? Я крови боюсь… – усмехнулся повар.
Щелкнул замок багажника, взрывом выплеснулось из-под крышки дружное напуганное кудахтанье, усач выволок за шею белоснежную курицу. Она ошалело била крыльями, обреченно сипела.
Кореец еле заметно улыбнулся, расслабился. А усач достал большой складной нож на пружине и коротким взмахом отсек курице голову. Курица не упала на землю – она словно весь свой короткий век недоптицы ждала этого мгновения, чтобы взлететь в последний миг своей иссякшей уже жизни. Без головы, с бьющей из обрубка шеи струйкой крови – мертвая курица летела. Махала белыми кургузыми крыльями в крутом спиральном пролете над замусоренным кухонным двориком. Она еще не успела опуститься, как усач выхватил из багажника следующую и отсек ей голову, швырнул в сторону, и та помчалась навстречу первой, столкнулась и рухнула на землю, а их уже догоняла третья, сшиблась