Теща. Виктор Улин
как ни странно, их перевернули лицом к улице.
Около крыльца приткнулась со своим ящиком мороженщица – обычная блондинка с некрасивым круглым лицом, такие только и работали в уличной торговле. Но недостатки внешности компенсировались тем, что ее чересчур просторный белый халат был надет на голое тело. Да, в самом прямом смысле голое: это был единственный случай, когда из-за жары женщина оставила дома не только лифчик, но и трусики. Или, возможно, она их где-то забыла, а возвращаться было лень. Но стесняться девушке не приходилось: торговала она сидя, спереди ее загораживал синий ящик на колесиках, за спиной на метр поднималась серая бетонная стена.
И знать ли было ей, что на высоком углу стены стоит скамейка, где сидят два утонченных эротоманца.
Сидят, боясь дышать и, рискуя свернуть шеи, пьют глазами зрелище.
А оно превосходило все, виденное до сих пор.
Я сидел и рассматривал небольшие, но уже отвисшие белые грудки с сосками неопределенного цвета и начало черного треугольника между бедрами.
Это продолжалось долго, мне постепенно становилось дурно.
В голову приходило сознание, что мысли о подсмотренном у неизвестной девушки могут оказаться более сладостным, чем разглядывание обнаженной соседки на Костином рисунке.
А также думалось, что в своих сладостных отправлениях я вовсе не привязан к туалету в нашей квартире.
Возможно, мой сосед по скамейке испытывал то же самое.
Но мы были слишком хорошо воспитаны, чтоб признаваться друг другу в намерениях.
– Знаешь, я пИсать хочу, – наконец заявил я.
– Общественный туалет в другом квартале, – друг вздохнул. – Около милиции. Пока ходишь, она все продаст и уйдет.
Кажется, он поверил, что я хочу только пИсать.
Или, скорее всего, сделал вид, согласно внешней скромности наших отношений.
– За кино гаражи. Я сейчас мигом, ты место держи, хорошо?
Костя не успел кивнуть, как я сорвался с места и побежал за «Родину».
Там к скверу примыкал жилой квартал, отграниченный рядами гаражей и заросший американскими кленами.
Найдя место, где не проходила тропа и межгаражное пространство использовалось как общественный туалет, я протиснулся в щель, отер пот со лба и торопливо расстегнул штаны…
…Переведя дух, я привел себя в порядок и поспешил обратно.
Костя взглянул на меня внимательно, тонко улыбнулся и, не говоря ни слова, тоже отправился за кинотеатр.
Девушка внизу торговала и торговала, соски ее то показывались между телом и халатом, то исчезали, и в этом крылась прелесть дрожащего томления.
– Хорошо, – сказал Костя, вернувшись быстро и плюхнувшись рядом. – И даже очень.
Мороженое лежало в изотермическом ящике, но что-то еще хранилось в большой картонной коробке, стоящей у стены. Покупатели ненадолго рассосались, девушка повернулась, полезла туда, при этом нагнулась так, что я увидел уже все, что мог.
Говоря современным языком, она носила «бразильские