Собрание повестей и рассказов в одном томе. Борис Васильев
шла рядом, держась за руку. Возле лаза остановилась:
– Я никому не скажу. Даже тете Христе.
Он молча погладил ее по голове. Как маленькую. И загасил факел в песке.
– Спокойной ночи! – шепнула Мирра, ныряя в лаз.
Следом за нею Плужников пролез в каземат, где по-прежнему мощно храпел старшина и чадила плошка. Прошел к своей скамье, укрылся шинелью, хотел подумать, как быть дальше, и – заснул. Крепко и спокойно.
Утром Плужников встал вместе со всеми. Убрал все со скамьи, на которой столько суток пролежал, глядя в одну точку.
– На поправку повернуло, товарищ лейтенант? – недоверчиво улыбаясь, спросил старшина.
– Вода найдется? Кружки три хотя бы.
– Есть вода, есть! – засуетился Степан Матвеевич.
– Польете мне, Волков. – Плужников впервые за много дней содрал с себя перепревшую гимнастерку, надетую на голое тело: майка давно пошла на бинты. Вынул из продавленного чемодана смену белья, мыло, полотенце. – Мирра, пришей мне подворотничок к летней гимнастерке.
Вылез в подземный ход, долго, старательно мылся, все время думая, что тратит воду, впервые сознательно не жалея этой воды. Вернулся и так же молча, тщательно и неумело побрился новенькой бритвой, купленной в училищном военторге не по надобности, а про запас. Растер одеколоном худое, изрезанное непривычной бритвой лицо, надел гимнастерку, что подала Мирра, туго затянулся ремнем. Сел к столу – худая мальчишеская шея торчала из воротника, ставшего непомерно широким.
– Докладывайте.
Переглянулись. Старшина спросил неуверенно:
– Что докладывать?
– Все. – Плужников говорил жестко и коротко: рубил. – Где наши, где противник.
– Так это… – Старшина замялся. – Противник известно где: наверху. А наши… Наши неизвестно.
– Почему неизвестно?
– Известно, где наши, – угрюмо сказал Федорчук. – Внизу. Немцы наверху, а наши – внизу.
Плужников не обратил внимания на его слова. Он говорил со старшиной, как со своим заместителем, и всячески подчеркивал это.
– Почему не знаете, где наши?
Степан Матвеевич виновато вздохнул:
– Разведку не производили.
– Догадываюсь. Я спрашиваю: почему?
– Да ведь как сказать. Болели вы. А мы выход заложили.
– Кто заложил?
Старшина промолчал. Тетя Христя хотела что-то пояснить, но Мирра остановила ее.
– Я спрашиваю, кто заложил?
– Ну я! – громко сказал Федорчук.
– Не понял.
– Я.
– Еще раз не понял, – тем же тоном сказал Плужников, не глядя на старшего сержанта.
– Старший сержант Федорчук.
– Так вот, товарищ старший сержант, через час доложите мне, что путь наверх свободен.
– Днем работать не буду.
– Через час доложите об исполнении, – повторил Плужников. – А слова «не буду», «не хочу» или «не могу» приказываю забыть. Забыть до конца войны. Мы – подразделение Красной армии. Обыкновенное подразделение, только