Поэма новогодняя моя. Максим Жуков
те времена известные поэты
могли собрать народу стадион,
где масса, обалдев, завороженно
внимала их неистовым словам.
Творивший что-то в тишине и втайне,
я выйти – как поэты те – хотел
к народу и излить ему со сцены
восторг души и слезы вдохновенья,
прославиться, в умах укорениться —
И кукиш всем в кармане показать.
В начале девяностых интерес
к поэзии стал непрерывно падать,
и те, кто собирали стадионы,
концертным ограничивались залом —
и то, на тот момент, полупустым.
В кармане кукиш стал неактуальным;
лет через пять все перешли бесславно
в кафе, библиотеки, кабаки.
восторг души и слезы вдохновенья
уже со сцены стало не излить.
Как ни крути, народная любовь
для пишущих людей необходима,
хотя, конечно, можно без нее,
но пропадает изначальный стимул…
Он у меня в ту пору и пропал.
К чему? Зачем? Кому все это нужно?! —
Я сам себя разгневанно спросил
и, не найдя достойного ответа,
писать забросил.
Раз и навсегда.
Но вот через двенадцать долгих лет,
увидев ненароком в Интернете
свои изрядной давности стихи,
я ощутил прилив ТАКИХ ЭМОЦИЙ,
ТАКИЕ ЧУВСТВА мигом пережил,
что догадался сам себя отгуглить,
и через Яндекс с Рамблером пробить.
В одной непрезентабельной статье
меня упомянул известный критик.
Он написал, что я давно исчез
(цитирую неточно): «С горизонта
литературной, пишущей Москвы»;
где я сейчас, ему-де неизвестно…
«исчез и всё»… и больше ни строки;
я знал его… мы вместе с ним когда-то
пытались самиздатовский журнал,
на «Эрике» подпольно распечатав,
наперекор властям распространять;
у нас в те годы ничего не вышло,
а почему – не помню, хоть убей.
…Мой взор непроизвольно увлажнился,
и по щеке непрошено слеза,
мне кожу обжигая, пробежала, —
подумал я: «О, это слишком верно!
он этим как ремнем меня огрел».
Я вбил еще разок в поисковик
фамилию свою, а также имя
и пару старых стихотворных строк…
Но больше не нашел упоминаний
ни обо мне, ни о моих стихах.
3
Не это ли принудило вернуться
меня к моим трудам литературным?!
и, возбудив тщеславные мечты,
заставило припасть к клавиатуре
и после столь большого перерыва
в себе любовь к писанью воскресить?
Не ведаю.
Должно быть, как ни мучай
себя, как об колено ни ломай,
как ни гноби, как лени ни потворствуй,
ты все равно поймешь когда-нибудь:
в писательстве твое предназначенье,
твоя в нем жизнь,