1920 год. Советско-польская война. Юзеф Пилсудский
дивизию (район расположения Козятынь и Бердичев). Что касается еще одной дивизии, 5-й, которую я хотел иметь готовой для переброски на участок ожидаемого контрудара, то здесь все зависело от степени реорганизации 18-й дивизии, выведенной в резерв в первые дни операции, так как эта реорганизация была ей необходима: как 11-я, так и 18-я дивизии были укомплектованы в основном контингентом старшего возраста, бывшими пленными, из которых они и были сформированы то ли во Франции, то ли в Италии. Это так ужасно сказывалось на моральном состоянии обеих дивизий, что без реорганизации они были непригодны для боя. Хочу отметить, что, действительно, для отражения майского наступления п. Тухачевского 4, 15-я и половина 5-й дивизии прибыли вовремя.
Итак, к началу наступления на Украине резервы, которые я создал, ожидая контрудара противника, в общей сложности составляли 8 дивизий. Из них две могли быть использованы для усиления фронта, оказавшегося под угрозой, и для попытки задержать контрнаступление противника из пяти или шести можно было создать ударную группу в нужном месте или на нужном направлении.
Поэтому мне не кажется правильной оценка п. Тухачевским нашей стратегической группировки. Я склонен думать, что такая ложная оценка вытекала из относительно узкого кругозора п. Тухачевского, который предоставлял право делать выводы из обстановки на всем польско-советском фронте своему главному командованию. Однако это оправдание мне кажется недостаточным, так как сам п. Тухачевский пишет, что, по плану главного командования, основная роль в войне с Польшей была отведена именно ему и войскам, которыми он командовал. А в этом случае п. Тухачевский был обязан более широко и масштабно отнестись и к своей задаче, и к расчетам, которые он должен был производить. Майское наступление п. Тухачевского не удалось; оно было отбито не чем иным, как согласованными действиями всех перечисленных сил из состава глубоких резервов, что полностью опровергает рассуждения п. Тухачевского.
Вопрос кордона и линейного расположения войск заслуживает, по-моему, дальнейшего рассмотрения – мы будем возвращаться к нему и при последующем анализе операций 1920 года. В течение всей прошедшей войны я был таким же принципиальным его противником, как и п. Тухачевский. Я всегда искал выход из любой ситуации в маневре – смело задуманном, требующем большого напряжения моральных и физических сил как со стороны командующего, так и со стороны войск. По-моему, именно это помогло мне довести нашу двухлетнюю войну до счастливого для нас завершения. Я не хочу, однако, сказать, что в наблюдениях п. Тухачевского за нами нет определенного рационального зерна; он был не так уж неправ, когда строил свои планы и замыслы, опираясь на нашу склонность к кордонам и линиям. Дело в том, что все польские полководцы, и я в том числе, приступая к войне с Советами, находились под впечатлением и влиянием длительной окопной войны, утвердившей победу линейной стратегии над, казалось, устаревшей стратегией живого движения и маневра. Если просмотреть множество оперативных