Разговоры Пушкина. Отсутствует
когда он рассматривает самого себя… Ну, запятнанная честь, и что дальше?
– Пятно необходимо смыть.
– Не шампанским ли? Да у меня вот тут-то пустота, – проговорил Пушкин, ударяя по своему карману, – пустота степей африканских…
– Это не шампанским смывается, – отвечал З., приподняв голос.
– Уж конечно, если не шампанским, то кровью, – сказал, улыбаясь, Пушкин, – но, во всяком случае, предварительно полюбуйтесь, как моя пуля мне послушна.
Вслед за этими словами выстрел раздался – пуля попала в цель.
– Каково? – спросил Пушкин.
– Оно-то так, Александр Сергеевич, – отвечал З., – но это, собственно, делает только честь вам.
– О! когда идет дело собственно о вашей чести, то за чем же дело стало – будем стреляться!
– Но я не в такой мере зол на вас, Александр Сергеевич, чтобы дело могло дойти до серьезного.
– Что вам пуля страшна, то это давно мне известно, – сказал Пушкин.
З. опустил голову и молчал.
– Так каким же образом вы хотите без выстрела смыть кровью противника запятнанную честь свою?..
З. не отвечал. Тут Пушкин, плюнув, проговорил:
– Я ровно ничего не понимаю, чего вы от меня хотите.
З. поднял смущенные глаза на Пушкина, потом заметно что-то хотел сказать и снова опустил их…
– Понятно, – сказал Пушкин, подходя к З., – мы стреляемся. Я вызов ваш принимаю. Попадете ли вы в меня или не попадете – это для меня ровно ничего не значит, но для того, чтобы в вас было больше смелости, предупреждаю: стрелять я в вас совершенно не намерен… Согласны?..
…Выстрел раздался… пуля пролетела мимо [Пушкина, который не стрелял]. Противник уставил глаза на Пушкина, который не переменял своего положения.
– Что? – спросил Пушкин. – Довольны ли вы?
…вместо ответа и не требуя выстрела, бросился к Пушкину с намерением обнять его, но Пушкин, уклонясь от объятий, сказал:
– К чему?.. это лишнее» – и после этих слов стал удаляться…
Н. Гербановский. Несколько слов о пребывании Пушкина в г. Кишиневе. «Новороссийские ведомости» 1869, № 49.
Кишинев [в цыганском таборе]
* Цыганочка… так обрадовалась неожиданному подарку, что начала еще предлагать разные вещи приятелям, собираясь их принести из шатра.
– Скажи лучше ей, чтобы она нас поцелуем отблагодарила, – со смехом произнес [Д. Кириенко-Волошинову] всегда готовый на шалость поэт, заглядывая при этом в огненные глаза недурненькой девушки.
Но так как скромный приятель его не решался, как он говорил, оскорбить девушку таким предложением, то Пушкин, ни слова больше не говоря, обнял ее за шею и звонко поцеловал несколько раз, не встретив никакого сопротивления с ее стороны. Мало этого. Едва выйдя из объятий одного товарища, она сама уже вприпрыжку подбежала к другому и стала перед ним в выжидательной позе, с самой невинной улыбкой приподняв вверх головку.
– Да целуй же, наконец, мямля, чего хорохоришься? Ужели не понимаешь, что это же