Ведьмы и ведовство. Николай Сперанский
это еще не являлось доказанным alibi. Всякому сведущему в деле человеку твердо было известно, что такое противоречие может иметь два объяснения. Во-первых, при страшной быстроте своего передвижения ведьма могла с вечера слетать на шабаш так скоро, что никто и не успел заметить ее отсутствия. Но если даже случайно кто-нибудь в доме не спал всю ночь и утверждал, что подсудимая даже на четверть часа никуда из дому не отлучалась, то и на это у суда был готовый ответ. Ясно, что дьявол, покрывая свою сообщницу, скинулся ею и в ее образе спал рядом с ее мужем все время, пока она летала. Такой способностью дьявола принимать свободно любой образ легко объяснялись для суда и разные другие мудреные с виду вещи. Не раз случалось, что подсудимая точно указывала, какого из соседских младенцев ведьмы вырыли из могилы на лакомство, на дудки и на мази, и что по вскрытии могилы там находился никем не тронутый труп указанного ребенка. Но суд и в этом случае находил возможным признавать, что дело тут в ludificatio daemonum, что дьявол и суду, и всем присутствующим просто отводит глаза, скинувшись полуразложившимся трупом.
В таких условиях стоило раз начаться сыску о ведьмах, и процессы шли один за другим нескончаемой чередою. Правда, не от всякой подсудимой, как мы уже заметили, было легко добиться «имен сообщниц». По прирожденной совестливости или из страха взять перед верной смертью на душу тяжкий грех многие отговаривались или тем, что на шабаше все ведьмы бывают в масках, или что там никогда не бывало никого знакомых, или же они называли имена умерших лиц. Но для суда все эти отговорки были слишком хорошо известной дьявольской уловкой, и пытка наконец сламывала такое сатанинское упорство. Другие же подсудимые и сами охотно шли суду навстречу. С целью возможно запутать и растянуть процесс или просто в бешенстве от мук, которые им приходилось принимать от руки правосудия, многие оговаривали всех, кого только могли припомнить, и называли имена десятками. При этом, раз подсудимых было хоть только две, совпадение оговоров на некоторых лицах оказывалось вещью почти неизбежной, даже если суд и не помогал тут, напоминая обвиняемым имена казавшихся ему особенно подозрительными женщин. На новой пытке назывались новые имена, и при таком порядке, по справедливому замечанию Рицлера, надобно удивляться не тому, с какою быстротой могли плодиться подобные процессы, а тому, как они могли наконец останавливаться.
О числе жертв, которые способна оказывалась уносить раздуваемая такими оговорами травля ведьм, и о характере, который она принимала в различных случаях, нам могут дать понятие отрывки из некоторых современных описываемым событиям хроник и Hexenzeitungen.
«В 1589 году, – повествует нам хроника Иоахима Штрупка, – в Вестфалии в Оснабрюке спалили 133 души из колдовского отродья. А вышло это так. На Блаксберг собралось из разных стран до 8000 чародеев: тут были и старые, и молодые, богатые и бедные. После собрания все это скопище разбрелось по 14 погребам в Нордгейме, Остероде, Ганновере