Иван Аполлинарьевич и другие. Илья Славицкий
наблюдая за этим всем из подпола, сначала обрадовались, а потом расстроились. Раньше, при жене, и сыр был и хлеб и яблоки в углу, в кадке моченые. А теперь – одни открытки из Парижа, да редиска вялая на подоконнике. Мыши открытки доели, да и подались в офис к демократам. Все же, демократы лучше чем редиска.
Иван Аполлинарьевич, уж на что был склада философического, но такой наглой измены в трудную минуту мышам не простил. Плюнул, и вступил в консерваторы. Правда, взносы платить не стал, сказавшись волонтером.
Вместе с другими такими же волонтерами-новобранцами, Иван Аполлинарьевич взялся покрасить несколько полинявший от времени офис консерваторов веселенькой голубой краской, подареной конгрегацией Адвентистов. Но получилось не совсем хорошо. Новый костюм Ивана Аполлинарьевича с трудом, но удалось отчистить. А вот обидная кличка «Голубая Партия» надолго прилепилась к городским консерваторам.
Егор Сидорович, узнав об этом, перестал подавать Ивану Аполлинарьевичу руку, но тот, как истинный философ, не стал спорить, а принял предложение зеленых и баллотировался в мэры. Правда, проиграл, чему демократические мыши были очень рады.
Потом из Парижа все же вернулась жена Ивана Аполлинарьевича. Измученный большой политикой, Иван Аполлинарьевич встретил ее у порога и поцеловал ручку. Жена расстрогалась и сказала, что все прощает.
Так философия восторжествовала над политикой. А потом вернулись и посрамленные мыши.
Иван Аполлинарьевич и французский поцелуй
Иван Аполлинарьевич Мокрицын был человеком строгих правил и пуританского поведения. Жену он любил сильно, но сдержанно, и вольностей всяких этих, новомодных, не позволял.
А тут жена из Парижа вернулась. Все в доме прибрала, плакат с призывом охранять мать При (дальше было оборвано) выбросила, мышам крошек насыпала, суп сварила из цветной капусты с помидорами. Сидит, телевизор смотрит, будто и не уезжала.
Иван Аполлинарьевич супу поел – даже ложку облизал, уж очень он по жениному супу соскучился. Сел тоже рядом с женой, события смотрит.
А дело к вечеру. Мыши довольны, что крошки уже есть, а кошки еще нет. В подполе своем – шур-шур, да шур-шур. Сверчок запел, ходики тикают, вулкан на Галапагосских островах ожил, банк ограбили в Тегусигальпе, иена падает, дебаты в исландском парламенте накалились. Иван Аполлинарьевич слушает внимательно, чтобы чего важного не пропустить.
Тут жена потихоньку к Ивану Аполлинарьевичу под бок – шасть, и дышит так, с намеком. Очень это Ивану Аполлинарьевичу кандидата в мэры от демократов на прошлых выборах напомнило. Тот тоже, на трибуну залезет, и сопит, и глазками так по сторонам – вроде, подмигивает. Его за это и выбрали в мэры.
Иван Аполлинарьевич от жены отодвинулся, строго на нее посмотрел, но ничего не сказал, только канал переключил. А там кино иностранное. И аккурат, про Париж. Ну, всякие «жутембоку» и «монамуры». “French kiss”, одно слово. Жена сразу от Ивана Аполлинарьевича отлезла, и на экран смотрит.
– Вот тут я, –