О бисере, бусах и прошлом времени. Воспоминания московского коллекционера. Елена Юрова
ее перелицевать в дальнейшем. Мужские рубашки целиком не перелицовывали, на них только переворачивали воротнички.
Когда меня надо было в 1946 году отправлять в первый класс, понадобилось приличное платье. Его низ был изготовлен из последних остатков припасенного во время революции синего сукна, но на верх сукна уже не хватило, и кокетку вместе с рукавами мама связала из всех остатков шерсти, найденных в доме. Вязать она тогда еще толком не умела, но модель получилась, на мой взгляд, очень удачная. Искусством вязания мы с мамой овладели позже, когда нас в школе на уроке труда научили, как надо начинать вязание и вывязывать лицевые и изнаночные петли. Я показала это дома, и мама незамедлительно начала вязать красную жилетку. Правда, когда дело дошло до проймы, пришлось подождать следующего урока, на котором нам объяснили, как закрывать петли. Как их надо прибавлять, мы узнали еще позже. Несмотря на некоторые недостатки, мне эта жилетка казалась тогда шедевром рукоделия.
Мама в зеленом жилете собственного изготовления, 1952
В какой-то момент, к радости всех вязальщиц, в магазинах «выбросили» чудесные вязаные венгерские детские костюмчики: розовые для девочек и голубые для мальчиков. Сообразительные московские дамы вмиг их раскупили, распустили и стали вязать из них кофточки. Кстати, возможность распустить трикотажную вещь еще долгое время считалась не менее важным критерием, чем возможность перелицевать швейное изделие. Итак, у нас появилось несколько таких костюмчиков, из которых мама, домработница Маша и я изготовили себе «шикарные» пуловеры. Все они были связаны «змейкой», с короткими рукавами и вырезом «под горлышко».
В школьные и в институтские годы я время от времени возвращалась к этому занятию, но постоянно обвязывать всех своих родных начала уже после окончания института. Тогда вязали почти все, вязали из шерсти, катушечных ниток, веревок. При этом основной задачей вязальщиц было не показать свое мастерство, а сделать вещь, как можно более далекую от понятия «самовяз». Если ручную вязку можно было принять за машинную, и вещь, таким образом, имела «фирменный» вид, это считалось верхом совершенства. Общение с иностранцами тогда не поощрялось, но у папы в результате многочисленных научных командировок все-таки образовался знакомый – симпатичный француз профессор Сафир. Его сын в семидесятых стажировался в Москве и как-то зашел к нам со своей женой. До сих пор помню ее потрясение, когда она поняла, что надетая на мне кофточка мной и связана. В отличие от наших соотечественниц, восхищавшихся ровностью вязки, она никак не могла понять, зачем нужно тратить столько труда, чтобы скрыть основное достоинство вещи – то, что она сделана вручную.
Похоже, что на Западе до сих пор сохранилось уважение к вещам, сделанным руками. У нас оно было начисто уничтожено постоянной нехваткой модного ширпотреба. В этих условиях практически все занимались рукоделием. Достать что-нибудь «фирменное» было исключительно трудно, поэтому