Варшавка. Виталий Мелентьев
Кислов. И в то же время щупал его, искал ниточку, которая могла привести к истине. И то, что он так попался, почему-то обрадовало Басина, но он все так же хмуро, уставившись в пол и сцепив кисти рук, сидел на топчане и слушал.
– Понятно… – протянул Трынкин. – Комсомолец? Беспартийный?
– Внесоюзный и беспартийный. Из комсомола выбыл по возрасту.
– А почему в партию не вступал?
– Подал, а тут война. А на войне то окружение, то госпиталь… Никак на одном месте не усидишь, чтоб опять получить рекомендации.
Что-то напряженное, злое, что жило до сих пор в Трынкине, словно стушевалось. Он не изменил ни позы, ни тона, ни выражения сумрачного лица, но и Кислов и Басин почувствовали – в нем что-то сменилось.
– Так… Пришли в траншею, взяли противогаз и… что было дальше?
– Что было дальше? Отвечаю. Пошел в отделение, а тут артналет. Я в горячке бросился было к ребятам, но меня, видно, маленько контузило – в ушах зазвенело, и все поплыло. Думаю – такого налета давно не бывало. Не иначе артподготовка, а в траншеях почти никого. Я и повернул назад.
– Выходит, чтобы защищать позиции?
Слова эти – защищать позиции – прозвучали фальшиво, и Кислов недоуменно взглянул на Трынкина: как это старший лейтенант может употреблять такие гражданские слова?
– Отвечаю. А зачем же еще? – почти с вызовом ответил Кислов.
– Желание благородное, а все-таки в плен попался.
Как же это произошло?
Кислов на мгновение замялся, и напряженное, уже розовеющее его лицо неуловимо изменилось. На нем мелькнуло горькое раздумье и вера, что его поймут правильно, – может быть, потому, что Кислов почувствовал смену настроения Трынкина.
– Понимаете, товарищ старший лейтенант, тут я, наверное, промашку дал. Я ж как бежал? Согнувшись.
За бруствер не выглядывал, боялся, что осколки срежут. Да и, наверное, рассчитывал, что фрицы под свой огонь не полезут – дождутся окончания артподготовки. Всегда ж так бывало…
– Сколько раз вы ранены? – быстро, резко спросил Трынкин, опять сбивая настрой и Кислова и, может быть, свой.
– Два раза.
Кислов настроился на теплый покаянный лад, и этот быстрый, злой вопрос смутил его. Он впервые почувствовал себя виноватым и растерялся.
Молчание получилось излишне долгим – Трынкин почувствовал это, поерзал и торопливо потребовал:
– Продолжайте.
– Так это… Я еще до своей ячейки не добежал… Все думал, что у соседа в нише надо бы гранат прихватить, а фрицы – вот они. Не скажу – испугался… Не успел, наверное… Удивился скорее – откуда они? Артподготовка все ж таки… А винтовка ж у меня хоть и с патронами, а патрон не дослан. Вот и об этом тоже сокрушался… Не ожидал. Я одного, того, что как раз передо мной выпрыгнул, по-бабьи, тычком винтовкой сбил, и тут у меня огонь из глаз – сзади оглушили. Видно, прикладом.
Кислов осторожно притронулся рукой к макушке и поморщился от запоздалой боли.
– Очнулся уж на ничейке, возле воронки – задыхаться стал. Они, черти, кляп далеко вбили. Вот…