Трамвай «Желание». Теннесси Уильямс

      Бланш. Так вот, с позволения сказать, – он вульгарен!

      Стелла. Ну и что ж… допустим.

      Бланш. Допустим! Неужто ты забыла все, чему тебя учили, на чем мы взросли? Разве ты не видишь, что в нем нет и проблеска благородства? О если б он был всего лишь простым! Совсем немудрящим, но добрым, цельным, – так нет же! Есть в нем это хамство – что-то откровенно скотское!.. Ты ненавидишь меня за эти слова?

      Стелла (холодно). Ничего, не смущайся – выскажись до конца.

      Бланш. Ведет себя как скотина, а повадки – зверя! Ест как животное, ходит как животное, изъясняется как животное! Есть в нем даже что-то еще недочеловеческое – существо, еще не достигшее той ступени, на которой стоит современный человек. Да, человек-обезьяна, вроде тех, что я видела на картинках на лекциях по антропологии. Тысячи и тысячи лет прошли мимо него, и вот он, Стэнли Ковальский – живая реликвия каменного века! Приносящий домой сырое мясо после того, как убивал в джунглях. А ты – здесь, поджидаешь: прибьет?.. а вдруг – хрюкнет и поцелует! Если, конечно, поцелуи уже были известны в ту пору. И вот наступает ночь, собираются обезьяны! Перед этой вот пещерой… и все, как он, хрюкают, жадно лакают воду, гложут кости, неуклюжие, не посторонись – задавят. «Вечерок за покером»… называешь ты это игрище обезьян! Одна зарычит, другая схватила что под руку подвернулось – и вот уже сцепились. Господи! Да, как далеко нам до того, чтобы считать себя созданными по образу и подобию Божию… Стелла, сестра моя!.. Ведь был же с тех пор все-таки хоть какой-то прогресс! Ведь с такими чудесами, как искусство, поэзия, музыка, пришел же в мир какой-то новый свет. Ведь зародились же в ком-то более высокие чувства! И наш долг – растить их. Не поступаться ими, нести их, как знамя, в нашем походе сквозь тьму, чем бы он ни закончился, куда бы ни завел нас… Так не предайся же зверю, не живи по-звериному!