Скажи мне, кто я. Адриана Мэзер
дверь направо.
Иду назад между столами, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, чтобы не спровоцировать очередной всплеск агрессии. Никогда себя так не чувствовала. В моем родном городе все очень приветливые. У меня в школе все дружелюбные. Наверное, я знаю имя и адрес каждого человека в Пембруке, а также в курсе, какую пиццу любит каждый из них.
Открываю дверь и тихо выскальзываю в коридор, отдаляясь от охранника, который стоит возле входа в обеденный зал. На секунду прислоняюсь к каменной стене и закрываю глаза. Впервые в жизни я не испытываю восторга по поводу знакомства с новыми людьми, впервые хочу быть подальше от толпы, а не в самой ее гуще. Может, выйти на улицу, посидеть немного в саду? Качаю головой. Это займет слишком много времени, а Лейла наверняка психанет, что я нарушаю ее расписание.
Скрипит дверь, и я поспешно открываю глаза, услышав этот звук.
– Черт, – выдыхаю я.
Из туалета (судя по всему) выходит Маттео. Увидев меня, он прищуривается. Наверное, думает, что я пошла за ним специально, но, если стану это отрицать, он лишь укрепится во мнении, что это так.
– Ты на нее похожа, – с отвращением говорит он намеренно тихим голосом, чтобы охранник перед входом в обеденный зал не услышал.
У меня колотится сердце. Вообразить не могу, на кого из его знакомых я могу быть похожа. Единственный человек, с которым меня когда-либо сравнивали, это моя мама. По словам папы, я ее точная копия. Но откуда Маттео об этом знать?
– Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. – Подражая Лейле, говорю я твердым нейтральным тоном и мысленно повторяю ее слова: он тебя просто испытывает.
Маттео разглядывает мое лицо, как будто что-то ищет. Может, опровержение?
– Ты поступила глупо, приехав сюда. А идти за мной в этот коридор было еще глупее.
Стискиваю кулаки.
– Я не…
Но не успеваю ничего возразить, потому что вижу, как огромный кулак размером с грейпфрут приближается к моему лицу. От мощного удара по скуле у меня как будто содрогается весь череп. Врезаюсь в стену и сползаю на пол.
Сразу поднимаю руки к лицу. Левая щека горит огнем. Слышу, как по каменному полу стучат сапоги приближающегося охранника. Нос у меня пока не кровоточит, так что думаю, он не сломан, но боль невыносимая, и по левой щеке непроизвольно катятся слезы.
Здоровым глазом смотрю на Маттео. Его сдерживает охранник, заведя ему руки за спину, а в коридоре уже собирается толпа выбежавших из обеденного зала учеников. Охранник оттаскивает Маттео от меня. Тот не сопротивляется.
Поддерживая меня за руку, Лейла помогает мне подняться. По ее глазам вижу, что она обеспокоена и хочет что-то сказать, но не произносит ни слова. Я опираюсь о стену. Голова пульсирует от боли, как будто ее используют вместо барабана. Хочу накричать на Маттео, но в горле комок, и боюсь, что если открою рот, то разревусь от злости.
Толпа расступается, пропуская директора Блэквуд. Она переводит взгляд с меня на Маттео, как будто пытается что-то вычислить по языку наших тел.
– На колени, – велит Блэквуд,