Бесовский Вестник. Андрей Григорьевич Дудин
не стал спорить я, – при нем кромешники как шелковые ходили, на десяток верст боялись к деревне приблизиться!
Парфен вздохнул.
– Царство ему небесное, святой был человек. Вот кого сейчас не хватает. Уходить тебе надо, Нилыч, – посоветовал он, – незачем нам обоим пропадать. Я уж тут как-нибудь сам…
– Своих не бросаем! – отрезал я. – Ежели сунется – будем держать оборону. С восходом мертвяк сам в свою могилу вернется, это у ж ты мне поверь!
В глазах у растроганного Парфена заблестели слезы. Меня и самого, признаться, немного проняло. В такие моменты обычно тянет перевести разговор на какие-нибудь несущественные мелочи, но не случилось. Было затихшая агафоновская собака разразилась с новой силой. Парфен не придал значения, а я стал прислушиваться. И точно, сквозь лай отчетливо раздался скрип калитки.
– Парфен, – заговорил я тихо, – а ты дверь на засов запирал?
Бледность моментально залила лицо гостя. Ответа уже не требовалось, снаружи, как совсем недавно за Парфеном, хлопнула дверь. Спустя миг за стеной послышалось назойливое шебуршание, будто в сени пустили собаку. Началась какая-то возня по доскам кухонной двери. «Я так ручку в темноте ищу», – пронеслось у меня в голове.
Только подумал – кухонная дверь провалилась в черноту сеней, ну точь-в-точь крышка гроба распахнулась! Парфен зажал рот рукой, не могу ручаться, но мне показалось, с его стороны прозвучал еле уловимый, тоньше мышиного писк.
Ночной посетитель перешагнул порог.
Все как и говорил Парфен: глаза как угли, такими хоть дрова в печи поджигай, синющий, будто зиму пролежал в ледяной воде, руки изглоданы. Больших трудов стоило оторвать глаза от белых трубок костей, видневшихся в самых изъеденных местах. Одежда на нем почти вся истлела, небольшие лоскуты ткани едва прикрывали срам. Вместе с ним в дом хлынул запах сырой земли.
Пришелец постоял на пороге, давая получше себя разглядеть. На двух людей, окаменевших за столом, он даже не взглянул. Не поворачивая головы, он поплелся мимо кухни в горницу. Если бы Парфен вытянул в его сторону ногу, он мог бы коснуться наполовину голого бедра. Походка у нашего гостя оказалась такой, будто у него вместо ног негнущиеся жерди. Видно, не расходился еще после долгого лежания.
Мы с Парфеном медленно переглянулись и стали прислушиваться, боясь шелохнуться. Минуты казались бесконечностью, из горницы доносилось вполне себе обыденное копошение, как если бы я вернулся домой изрядно подвыпивши. Хлопнул ящик комода, загремела опрокинутая лавка, с деревянным стуком покатилось ведро. Тут на какую-то секунду звуки прекратились. Я было решил, что происшествие с ведром заинтересовало покойника, но нет, тишину нарушил треск рвущейся ткани.
Мы с Парфеном вновь взглянули друг на друга. Одними глазами я указал на кухонную дверь. Если бежать, то лучшего времени не найти. Ночь пересидим у Парфена, а наутро поглядим, что осталось от моей хаты. Но тот испуганно замотал головой, да я уж и сам отбросил эту мысль – сиплое дыхание погромщика начало приближаться. Опять в ноздри ударил запах