Распахни врата полуночи. Наталья Калинина
Уходи, пока не поздно!» – осторожность не просто кричала, она уже билась в истерике, но я ее не слушала. «Его здесь нет! Нет!» – лгала она, пытаясь меня образумить. А я, стиснув зубы, торопливо шарила расцарапанными руками по шершавой кирпичной стене в поисках выбоин, пробовала на прочность выступающие камни. «Ты оттуда не вернешься!» Я лишь отмахнулась от предупреждений и, обнаружив подходящую выемку, решительно вложила в нее пальцы. «Это безумие, безумие…» – причитала осторожность, не одобряя моих действий. Как послушное дитя, я всегда ходила с ней за руку, лишь однажды ослушалась и выскочила замуж слишком быстро. Но тогда мной двигала «большая неземная любовь»…
Как, впрочем, и сейчас.
Я могла бы тридцать раз, трусливо поджав хвост, дать деру от этой мертвой фабрики с испещренным трещинами-морщинами фасадом, днем отрешенно взирающей пустыми глазницами на снующие по дороге машины, а ночью, подобно неупокоенной душе, погружающейся в призрачное существование. Но чувство, которое двигало мной, оказалось сильнее инстинкта самосохранения и давней фобии. Это оно заставляло забыть об осторожности, это оно впрыскивало в кровь адреналин и, подобно анальгетику, снимающему боль, притупляло ужас. Это оно придавало ловкости и силы моим нетренированным рукам и ногам. И даже обостряло зрение, иначе как объяснить то, что в почти идеальной темноте я могла разглядеть не только смутные очертания фабричного здания, но даже узор старой каменной кладки? «Ночью все кошки серы», – гласит пословица, а я готова была поклясться, что в этой чернильной темени вижу цвета и оттенки: парапет казался мне вишневым, а стена – красно-коричневой.
Уцепившись пальцами другой руки за следующую выбоину в стене, я поставила ногу на парапет и, чуть подтянувшись, выпрямилась. Теперь я находилась в полуметре от земли, и пустая глазница окна оказалась напротив моей груди. Счастье, что окна фабрики расположены низко. Я навалилась грудью на кирпичный подоконник и после некоторых усилий смогла оседлать его. Уверенно перекинула вторую ногу, воображая себя гимнасткой на брусьях (в такой адреналиновый момент мне на ум почему-то пришло воспоминание о школьных уроках физкультуры, на которых я, увы, не блистала). Но на этом решимость дала трещину. Одно дело – находиться по ту сторону фабричного здания, на улице, и другое – уже свесить ноги в его нутро. Что меня ждет там?
Давняя фобия, культивируемая ночными кошмарами, вернулась. На грудь будто навалилась тяжесть, спина и подмышки неприятно взмокли. Дышать стало так трудно, словно воздух разом сгустился до состояния киселя. Еще мгновение – и я бы послушалась приподнявшей голову осторожности и повернула назад, но тут как будто увидела скрючившуюся на полу фигуру, и сердце пронзила боль: а вдруг уже поздно?!
Долой страхи!
Я перекрестилась широким жестом и, зажмурившись, прыгнула. Приземлилась легко и мягко, словно не на бетон, а на разрыхленную землю. Все. Назад хода нет. «Не вернешься!» – пискнула поверженная осторожность. Я сделала первый шаг, и с губ сорвался пронзительный крик: под ногой оказалось что-то мягкое, дернувшееся под резиновой подошвой. В следующее мгновение тяжелая, как могильная плита, тишина взорвалась воплями, и нечто меховое скользнуло по голой щиколотке.
– Крысы! – заорала я, в ужасе отскакивая.
И уже чуть позже по оглушительному «мяу-уууу!» поняла, что потревожила всего лишь бездомных кошек, облюбовавших это заброшенное помещение.
– Чтоб вам… – тихо выругалась я, однако про себя обрадовавшись тому, что нахожусь здесь не одна, и «соседки» мои – кошки, к которым я испытывала симпатию. Куда хуже были бы крысы…
Я вытащила из кармана джинсовых бриджей фонарик и включила его. Луч света выхватил испуганно разбегающихся кошек, затем скользнул по полу – бетонному, но с крупными земляными проплешинами, разъевшими его подобно кариесу, осветил стены и высокий сводчатый потолок. В этом довольно просторном зале не было ни одного предмета, который бы намекал на предназначение помещения. Бывший цех, склад? Унылое место, нагнетающее нерадостные мысли запустение. Я торопливо пересекла зал, освещая путь и стараясь глядеть лишь перед собой, ибо чернота, остающаяся за спиной, пугала. Кто может, помимо кошек, обитать в такой темноте?
Мои страхи.
Паника вновь накатила тошнотой. Я остановилась и зажмурилась, стараясь вызвать в памяти счастливые воспоминания. Теплая ночь, бегущая нам навстречу, мчащимся на мотоцикле со скоростью звездолета. Крепкие объятия. Соленые, пахнущие морем, поцелуи. Мягкий, как мука, и почти не остывший к ночи песок, ласковое нашептывание прибоя… Мне стало легче, страх не исчез, но отступил, давая возможность идти вперед.
Я шагнула в дверной проем и оказалась на площадке, с которой круто вверх устремлялась винтовая металлическая лестница. Первые шаги дались почти легко, но потом я споткнулась, и вибрирующий гул от потревоженной ступени разнесся по всему помещению.
– Осторожно! – машинально воскликнула я и иронично усмехнулась: ведь еще каких-то четверть часа назад послала осторожность со всеми ее предупреждениями куда подальше.
Взывать к осторожности – старая привычка.
Лестница была