Неразрезанные страницы. Татьяна Устинова
Глаза у нее горели лихорадочно. – Так. Это все никуда не годится. Бред и чепуха на постном масле. В этом нужно разбираться. Прямо сейчас.
– Кто будет разбираться, Маня?! – закричала Митрофанова. – Мы с тобой?
Гренадерским шагом писательница уже маршировала мимо, а тут приостановилась и прищурилась.
– Ты же за этим и пришла, – сказала она, внимательно глядя на Митрофанову. – Ты пришла, чтобы как-то спасти Берегового. Ты хоть себе-то не ври, Катька!..
Человек, поднявшийся из-за стола, раскинул руки, словно примериваясь обнять обеих, но обнял только Поливанову.
– Манюнечка! Овца драная! Как давно я тебя не видел и не… осязал!
Тут он так стиснул рослую и фигуристую Поливанову, что та взвизгнула, как горничная, которую в темной передней прижал бравый поручик. Маня зарделась. Человек, не отпуская, повертел ее и так и сяк, порассматривал очень близко, объявил:
– Подходяще! – и опять стиснул.
Екатерина Митрофанова – женщина современная, культурная, хорошо воспитанная и подкованная в вопросах феминизма, – стояла ни жива ни мертва.
– Это моя подруга Катя, – чуть задыхаясь и поправляя сбившиеся очки, представила Маня Поливанова, – а это полковник Никоненко Игорь Владимирович. Гений сыска и по совместительству участковый уполномоченный Анискин. Но ты не расслабляйся. Анискин он не всегда, а только когда ему охота или для дела нужно.
– Здравствуйте.
– Здравия желаю. Да вы проходите, не стесняйтесь!
Кабинет был крошечный, полутемный, горел только нелепый торшер и лампочка на столе, тени корчились в углах.
Писательница Поливанова прошла и села в облезлое дерматиновое кресло. Митрофанова настороженно осталась стоять.
– Как тебя теперь величать-то, Игорь Владимирович? В свете новых вяений? Господин полицейский? Или нет, нет, вот мне нравится: офицер! Чтоб уж совсем по-американски! Офицер, верните мои права! Или еще так: офицер, что вы делаете у меня под юбкой?!
Полковник зажег в кабинетике свет, сразу стал виден казенный неуют, хлам на подоконниках, засохший цветок в нелепой пластмассовой стойке и облезлый несгораемый шкаф – куда ж без него!..
– А я вот как думаю, – сказал он, плюхнулся на свое место и покрутился туда-сюда, – я так думаю, раз уж у нас новые веяния!.. А новые веяния – это хорошо забытые старые, да? Значит, называй меня просто – ваше высокоблагородие! И точка! А вы чего там стоите, как поповна на именинах у архиерея, подруга Катя? Вы не стесняйтесь, проходите, располагайтесь! У нас, может, особенной красоты и нету, но зато везде чисто, тетя Вера только сейчас протирала, а то, если брезгуете, можно газетку подстелить.
– Когда полковник Никоненко такие песни поет, – вступила Поливанова, – когда он такие песни поет, а смотрит на тебя, как будто рентгеном просвечивает, и если еще при этом про свою собаку Бурана речь заводит, это значит, он сейчас участковый уполномоченный Анискин, и в этот момент тебе полную оценку дает!
– Ой, да куда там оценки давать! – И полковник горестно подпер рукой щеку с пролезшей пиратской разбойничьей щетиной.