Табу и невинность. Александр Смоляр
на сей счет ни малейших сомнений. С другой стороны, компартия, она же ПОРП, распадалась, покидаемая своими членами, подверженная анархии и ослаблению ленинских норм. В этом таилась опасность: рассчитывать на демократизацию партии было нельзя, на нее у партии не хватало ни сил, ни способностей (более того, плодом такого развития событий могло стать советское вторжение). Единственной надеждой являлись переговоры между мощным обществом, оснащенным наконец-то подлинным представительством, и властью, способной на сохранение своей идентичности и вместе с тем на запланированные уступки.
Мне кажется, что КОР отличался от имевшихся у него антагонистов в лоне профсоюза не своим восприятием угроз и не радикализмом. Обе эти стороны отдавали себе отчет в том, что польская революция не сумеет выжить без самоограничения. Вопрос заключался в том, каким образом это сделать.
Такие люди, как Куронь или Михник, а вместе с ними, на мой взгляд, и большинство того движения, которое они представляли, проводили следующий анализ. Польша представляет собой театр революционного процесса. Нечего рассчитывать на закулисные торги профсоюзных лидеров с властью. Такая попытка разрешения существующих конфликтов может довести только до катастрофы: эти лидеры утратят авторитет, а самоограничивающаяся революция превратится в революцию sensu stricto (в буквальном смысле). Чтобы сдерживать общественное движение, нужно представить ему ясную перспективу – ограниченную, но все-таки удовлетворительную. А чтобы склонить это движение к принятию и одобрению болезненных ограничений, требуется ясно изложить грозящие опасности. Черное именовать черным, белое – белым, говорить без обиняков, даже если это могло бы вызвать раздражение у властей в Варшаве и Москве.
Не слова могут вывести танки из парков и войска из казарм, считали Куронь и Михник, а события. Если они вдруг вырвались бы из-под контроля… Нужно, таким образом, называть вещи своими именами: насилие – насилием, власть московского «разлива» – властью, руководимой из Москвы. И нужно сказать, что наша собственная безопасность велит мириться с имперскими интересами России.
Обвинения в радикализме, которые предъявлялись КОРу, вытекают в значительной мере из этой языковой стратегии. Верные КОРовской традиции громкого произнесения правды, КОРовцы не прятались за намеками, а публично и прилюдно говорили то, что другие резервировали для закрытых сектантских синклитов, где все свои. Парадоксальным образом их радикализм на уровне языка стал реально служить стратегии умеренности. Подобно Валенсе, Куронь исполнял роль пожарника, который гасит вспыхивающие забастовки, а удавалось ему это по той причине, что он говорил рабочим правду, объясняя, почему нужно соглашаться на компромиссы.
Приведу один факт, хорошо иллюстрирующий противоречие между распространенным мнением о Куроне и действительностью. Сразу же после рождения «Солидарности», находясь на вершине славы, Куронь участвовал вместе