Сфирот Турхельшнауба. Или Тайна Шестой брамфатуры. Тимофей Ковальков
пятнистый, протягивая грязные руки, трясясь всем телом и пытаясь по одной передвинуть непослушные одеревеневшие ноги.
– Не будет, не будет, – буркнул Турхельшнауб, брезгливо поморщившись.
– Мужчина, постойте, пожалуйста, минутку! Я вас не отпускал с собрания! Вы в курсе, что стекание струй уже началось? – Пятнистый зомби, видимо, учуял в его лице легкую добычу.
– Ну что вам от меня надо? Мне некогда! Я на работу опаздываю.
– Вы знаете, какой самый большой грех, в натуре, а? Я вам говорю, самый, тля, капец какой грех – беспокоиться по поводу ши-шибанутого, тля, б-будущего. – В этом месте пятнистый икнул, распространяя запах душистых прерий из видавшего виды желудка. – Поняли? Беспокойство, командир, есть путь уныния, а этого мы, брат, не можем себе п-позволить. Вы поняли?
– Понял, дайте пройти, я опаздываю. – Он пока не решался взглянуть в глаза собеседника.
– Не, я вас не отпускал с собрания, мужчина, – сникнув на последнем слове, продолжал пятнистый, дальнейшая речь которого сделалась бессвязной и произносилась шепотом, напоминавшим бульканье жидкости в стояке канализации. – Понимаете, командир, есть, тля, три подземные пути, ёж, состоящие из двадцати двух отрезков линий, ё-моё, являющие-щу-я-ся сю-символами десяти сфирот, или тридцати, в жопу, двух ступеней, по которым мы, брат мой, спустимся, к шуям, в святое тайное место моления для достижения гармонии. Поняли? Сфирот также сим-путизируют тридцать два п-пути, по которым мудрость ах-хренительными струями стекает, тля, с небесного члена на ч-человечество и создает небесные сосуды. Поняли?
– Не понял.
– Слушайте, мужчина, ну дайте, ради Христа, рублей пиздисят. Видите, мой мозг застрял в премудрой бегемотине, пока я не опохмелюсь? Я вам кто? А! – Пятнистый снова взбодрился.
Турхельшнауб вспомнил, что в кармане пальто как раз завалялся мятый полтинник. Нервной рукой он нащупал бумажку, сунул блеющей мрази в рыло и только тут в первый раз внимательно взглянул в лицо пьянчужки. Боже мой! Борода, слившаяся с усами и бакенбардами, грязные пакли черных волос. Черты лица не разглядишь, но глаза, эти огромные умные и добрые глаза – их он помнил прекрасно. Первый курс на факультете теологии Московского инженерно-физического института, друг и верный помощник по трудным экзаменам Алексей Припрыжкин. Да, это он, такой же худой, как тогда, в жутком облике бомжа, но глаза такие же умные.
– Леша, ты ли это?
Бомж задумался, потом, бережно засунув полтинник в карман джинсов, долго всматривался в лицо Вениамина. В конце концов он узнал бывшего товарища и смущенно кивнул головой. Сказать было нечего, оба молчали. Турхельшнаубу стало стыдно, и он, перепрыгнув через последний сугроб, вошел в двери станции метро и побежал вниз по лестнице. Краем глаза он увидел, как Припрыжкин идет за ним. В вагон бывшие сокурсники вошли вместе.
Припрыжкин, не стесняясь,