Песни сирен. Вэл Макдермид
Потом железными крючьями им разбивали кости прямо на колесе. Я ловлю себя на том, что думаю о карте таро – «Колесо судьбы».
Когда вскоре я осознаю, что собираюсь стать убийцей, воспоминание о музее пыток всплывает в памяти, вдохновляя. У меня всегда были золотые руки.
После того первого раза во мне еще оставалась надежда, что мне не придется делать это еще раз. Но было ясно – если придется, все будет лучше. На собственных ошибках мы узнаем, в чем наши действия были несовершенны. И, к счастью, практика дает возможность совершенствоваться.
1
Джентльмены, ваш комитет оказал мне честь, поручив мучительную задачу – прочесть лекцию об убийстве как об одном из видов искусства; задачу, которая могла быть сочтена довольно легкой три-четыре столетия назад, когда искусство понимали мало и для обозрения было доступно несколько великих образцов; но в нашем веке, когда шедевры высокого качества выполняются профессионалами, должно быть очевидно, что от стиля критики, которая к ним применяется, публика будет ждать соответствующих усовершенствований.
Тони Хилл закинул руки за голову и уставился в потолок. Вокруг изысканной лепной розетки, окружавшей крючок для люстры, шла тонкая паутина трещин, но ему это было безразлично. Слабое сияние рассвета, которое проникало сквозь треугольное отверстие над занавесками, приобретало оранжеватый оттенок в свете натриевых уличных фонарей. Подсознательно он отметил, что бойлер центрального отопления включился, готовясь встретить пик сырого зимнего холода, который проникал через дверь и оконные рамы. Нос у Тони был холодный, под веки словно насыпали песку. Он не помнил, когда в последний раз спал целую ночь напролет, не просыпаясь. Тревога о том, через что ему предстоит пройти сегодня, только отчасти была причиной прерывающегося ночного сна, но дело было не только в этом. Все было гораздо хуже.
Как будто сегодняшнего дня недостаточно для беспокойства. Он знал, чего от него ждут, но выступление – совсем иное дело. Другие в таких случаях отделываются легкими спазмами в желудке, но не Тони. Все его силы уходят на то, чтобы в течение дня не выйти из заданной роли. В таких обстоятельствах начинаешь понимать, сколько усилий требуется от актера, работающего по системе Станиславского, чтобы сыграть с таким пафосом, чтобы игра его захватила зрителя. К вечеру он будет ни на что не годен, кроме очередной попытки проспать восемь часов кряду.
Он пошевелился в кровати, вытащил одну руку и провел ею по коротким темным волосам. Потом поскреб щетину на подбородке и вздохнул. Он знал, что ему хочется сделать сегодня, но он также понимал, что если сделает это, то совершит профессиональное самоубийство. Он знает, что в Брэдфилде на свободе бродит серийный убийца, но это не имеет значения. Он не может позволить себе быть первым, кто скажет об этом. Желудок у него подвело от голода, и он поморщился. Вздохнув, он отбросил пуховое одеяло, вылез из постели и подрыгал ногами, чтобы расправить