Она будет счастлива. Иван Панаев
опрыскиваются съ ногъ до головы духами, носятъ на вечерахъ лайковыя перчатки, ловко танцуютъ, ѣздятъ на рысакахъ, безжалостно расточаютъ слова и не могутъ связать въ головѣ ни одной мысли. Замѣчательно, что эти люди, большею частью, слывутъ въ обществѣ любезными, потому что много говорятъ, и славными товарищами потому что много пьютъ. Ко всему этому, полковникъ, какъ говорятъ, былъ человѣкъ хорошаго тона, по своей важной осанкѣ и по едва замѣтному киванью головы, когда ему кланялся человѣкъ, непринадлежавшій къ обществу, въ которомъ заблагоразсудила поставить его природа. Не знаю, гдѣ и какъ, года за два до того времени, съ котораго начинается мой разсказъ, полковникъ встрѣтилъ Зинаиду К*. Влюбиться было для него дѣломъ одного мгновенія. Чрезъ нѣсколько дней послѣ того онъ съ самодовольной гримасой погладилъ усы, поправилъ хохолъ передъ зеркаломъ, надушился болѣе обыкновеннаго и съ дерзкою самоувѣренностью отправился въ домъ К* съ рѣшителышмъ предложеніемъ. Тамъ онъ встрѣтилъ отца, который едва не принялъ его съ распростертыми объятіями; но, несмотря на это, желаніе полковника исполнилось не такъ легко и не такъ скоро, какъ онъ думалъ. Зинаида имѣла мать, которая любила ее со всѣмъ самоотверженіемъ, со всею нѣжностью и пылкостью!
Напрасно здѣсь я старался бы передать борьбу отого высокаго, святого чувства съ бездушностью, съ ядовитымъ эгоизмомъ. Что за польза поднимать закулисныя тайны семействъ, для того, чтобы безвременно отнимать у людей, еще не замѣченныхъ рокомъ, еще счастливыхъ невѣдѣніемъ, ихъ теплыя вѣрованія, ихъ свѣтлыя надежды? Для чего говорить имъ, что иногда тамъ, гдѣ они видятъ образцы домашняго счастья, кажется, ничѣмъ ненарушаемаго, всегда такъ отраднаго сердцу – тамъ подъ пріятною улыбкою скрываются кровавыя слезы и въ мертвой тишинѣ ночей разыгрываются драмы, отъ которыхъ при одномъ разсказѣ леденѣетъ кровь и которымъ, право, порой, позавидовала бы современная французская литература.
Какъ бы то ни было. Зинаида К* сдѣлалась женой полковника. Она повиновалась волѣ отца безъ всякаго сопротивленія: она была въ такихъ лѣтахъ, въ которыхъ живутъ только настоящею минутою и увлекаются обольстительной радугой свѣтскихъ игрушекъ. Къ полковнику она не имѣла отвращенія, и этого было довольно. Сердце ея еще не умѣло биться, она еще не восчувствовала самой себя; она была цвѣткомъ, только еще пророчившимъ роскошное развитіе. И все прекрасное, посѣянное въ ней воспитаніемъ, и все высокое, дарованное ей свыше, должно было развиться тогда, когда уже заботливость людей опутала ее неразрываемыми цѣпями. Углубясь впервые въ самое себя, она ужаснулась: свобода ея далеко отлетѣла въ свою родину – небо… и она даже не видала отлета ея!..
По желанію мужа Зинаида должна была явиться въ общество. Этотъ скелетъ, обвѣшанный мишурою и побрякушками, прннялъ ее въ свои ледяныя объятія. Здѣсь готовился ей второй ударъ: розовые листки ея воображенія сжимались отъ холода, блекли и постепенно облетали. На двадцатомъ году она успѣла испытать многое. Но прелесть