Гадюка Баскервилей. Андрей Воробьев
кусок весьма интеллигентной газеты «Петербургский час пик», возглавляемой женой экс-полпреда президента, с рекомендациями о занятиях анальным сексом после разжевывания перчика чили. В газету был завернут зачерствевший кусок хлеба, почему-то обильно смазанный гуталином. Затем Дукалис под нетерпеливыми взглядами коллег выложил на стол еще несколько столь же обыденных предметов, но в конце концов отыскал и спички.
Оперативники бросили жребий, и Толян, которому сегодня явно не везло, первым же вытянул короткую.
– Нет, это нечестно, – тут же активно запротестовал он, – кабинет мой, первый раз за водкой тоже я бегал. Лучше, кто первый сюда постучит – тому и бежать. Как там говорится в законе? Закон кабинета номер раз: кто не пьет – тот закладывает…
В этот критический момент в дверном замке кабинета подозрительно осторожно заскрежетал ключ, затем дверь распахнулась, и на пороге оказался слегка запыхавшийся Ларин: «Ну что, не ждали? Наливай!»
– Ждали, Андрюша, ждали, – радостно закивал Дукалис, выплескивая последние сто граммов в один стакан и поднося его вошедшему, – пей на здоровье… И хорошо… Это были последние капли, отобранные у несчастного, но дружного коллектива. Так что, теперь тебе сам бог велел бежать за угол…
Еще через несколько минут сопротивление Ларина общими усилиями было сломлено. Из карманов пиджаков оперативники начали поспешно извлекать мятые купюры, но тут Казанова проболтался, что вообще-то, по справедливости, идти в магазин следовало Дукалису. В результате короткой перепалки решили: Толику и Андрею страдать вместе.
– Я с вами, за компанию, – попытался смягчить ситуацию Вася Рогов, – мне будет полезно получше ознакомиться с территорией…
– И это правильно, товарищи, – одобрил Казанова, – порядочным полицейским следует ходить по трое. А вам, Рогов, должно быть приятно находиться в компании умных людей…
На том и расстались до скорого свидания.
Под ногами оперативников, неспешно бредущих по набережной одного из многочисленных Питерских каналов, тихо хлюпали облетевшие листья, наигрывая блюз осеннего вечера[2]. Хмурый Дукалис двигался, засунув руки в карманы плаща, из-под которого виднелась здоровенная бутылка «Синопской».
– Ты бы поаккуратнее взял ее, Толя, а то разобьешь, – Ларин кивнул в сторону бутылочного горлышка, – я второй раз никуда не побегу.
– Не боись, у меня всё в сохранности, как в сейфе, – отозвался Дукалис. – Ты сам-то закусь не посей.
Андрей хлопнул себя по левой стороне груди, радостно подтвердил, что носит закуску у сердца, а для колбасы, особенно, если ее мало, нет лучшего хранилища, чем наплечная кобура…
– Почему? – недоуменно захлопал глазами Вася.
– А потому, – нравоучительно воздел палец к небесам Дукалис, – что после того, как нас перевели на очередное двенадцатичасовое бдение, никаких денег на «допинг» не хватит. Тем более что за сверхурочные, как обычно,
«Блюз осеннего вечера» – повесть А. Кивинова.