О Дхане и Земле. Все книги трилогии. Андрей Прудковский
госпитале!
– А что для вас, госпожа, я могу сделать?
– Мне уже ничем не поможешь. Я умираю. Но умираю так, как хотела, рядом со своим любимым. Знаешь, ведь ваш командир был моим мужем. Перед смертью он признал всех моих детей своими. Вот тебе бумага с его подписью и печатью. В госпитале ты встретишь кого-нибудь из моих детей. Отдай им эту бумагу, может, она поможет им в жизни. А теперь оставь меня!
– Я сделаю всё, что вы просите, госпожа!
С этими словами солдат ушёл, а мама отключилась от нас. Через несколько минут мы почувствовали, что её не стало.
Все мы были просто в отчаянии. И тут прорезался голос Радогаста:
– Молодец, Валентина Семёновна! Без оружия уничтожила главного ставленника Упыга в вашей стране, которого я сам и пальцем не смел тронуть! Теперь, Люба и Радек, если хотите, чтобы ваши близкие остались живы, срочно перебирайтесь в госпиталь и помогите им.
– Пошёл ты к чёрту со своими советами, ― ответила я, ― подскажи лучше, где нам найти отца Иоанна.
– А что, это хорошая мысль. Я вам его обязательно отыщу! Но сначала ― в госпиталь!
– Сами знаем!
Той же ночью мы с Радеком стартовали с крыши дома в виде двух грифов. Ветер мягко понёс нас над домами, над охраной и колючей проволокой, затем над лугами и лесами по направлению к госпитальному посёлку. К рассвету мы устали, приземлились и далее, уже в людском виде, зашагали по пыльной просёлочной дороге. К вечеру мы были дома и успокаивали плачущую Розу. Рядом с ней сидел её муж ― безногий Пётр. Да, подумала я, нелёгкую ты жизнь выбрала, сестрёнка.
– А знаешь, ― сказала она мне шёпотом, улыбнувшись сквозь слёзы, ― через пару недель у меня родится дочка! Я уже чувствую, что ей тесно в моём животе!
Я тоже улыбнулась, радуясь её счастью. Для нас с Радеком в ближайшие годы это будет непозволительной роскошью. Ради памяти нашей мамы мы должны сражаться и победить! И только тогда мы будем иметь право завести детей!
Радек Рексович о первых годах всемирной войны
Итак, мы опять оказались дома. Петруха, на удивление, показался мне счастливым и деятельным. Сразу потащил меня в свою мастерскую и познакомил с известным по его рассказам Тимой-Ахмедом. Это оказался сухонький пожилой человек, дочерна загорелый, с узенькой лисьей мордочкой и хитрыми глазами. Он протянул мне руку, узкую, тонкую, с ненормально длинными, узловатыми пальцами. Затем я познакомился с ещё одним соратником Петрухи ― Александром, который руководил всей этой мастерской. Александр поразил меня каким-то несоответствием своего сильного красивого облика и тревожного затравленного взгляда. Он явно был не рад моему появлению и терпел меня только ради остальных. Петруха, наконец, вручил мне свою снайперскую винтовку. А Тима ― усовершенствованный штатив для неё, который он изобрёл в последние дни. Потом они оба учили меня стрелять из неё и ухаживать за нею. Я заглянул в её ствол и поразился, внутри он сужался сначала быстро, затем медленнее, тремя змеями вилась внутри нарезка, и всё блестело