Приключения Тома Сойера. Марк Твен
в следующий раз. На что Том отвечает ему насмешкой и пускается в путь с высоко поднятой головой, и как только он поворачивается к тому спиной, тот хватает каменюгу и швыряет её, и каменюга попадает Тому между лопаток, а тот потом разворачивается и убегает во все лопатки.
Том гнал предателя до самого дома и таким образом узнал, где он живёт. Затем он некоторое время слонялся у ворот, призывая врага проявить благородство и выйти наружу, чтобы принять открытый, честный бой, но тот только строил ему через окно мерзкие рожи и отказывался выйти. Наконец появилась мамаша врага, назвала Тома ублюдком, злобным, гадким уродом и приказала ему убираться восвояси. И Тон ушёл, но предупредил, что теперь будет всё время караулить этого урода и в конце концов задаст-таки ему жару.
В тот вечер он вернулся домой довольно поздно и, осторожно забравшись в окно, обнаружил засаду в лице своей тётки, и когда она увидела, в каком состоянии парадный костюм Тома, её решимость превратить его субботние каникулы в адскую каторгу, стала непреклонной и твёрдой, как алмаз.
Глава II
Наступило субботнее утро, и весь подлунный мир был весел, блистателен и полон жизни. В каждом сердце звучала песня, и если сердце было молодо, то музыка звучала и на устах. В каждом лице была радость, в каждом шаге – веселье. Акация была в цвету, и аромат белых шаров наполнял воздух. Кардиффский Холм, вздымавшийся за деревней, был покрыт яркой зеленой шерстью и лежал столь далеко, чтобы поневоле издали казался желанной Обетованной Землёй, землёй мечты, манящей и прекрасной.
Том появился на улице с ведром краски и кистью на длинной деревянной ручке. Он окинул взором бесконечные доски забора, и остатки былой радости мгновенно испарились. Глубокая печаль овладела душой Тома. Тридцать ярдов дощатого забора высотой в девять футов! Это была катастрофа! Всё рухнуло! Жизнь вдруг показалась ему пустой, бессмысленной шуткой, а существование – тягостным, бессмысленным бременем. Вздохнув, он обмакнул кисть и ме-е-едленно провёл ею по кромке самой верхней доске, потом повторил операцию, повторил ещё раз, и ещё, сравнил жалкую белую полосу с простирающимся до горизонта континентом небеленого забора и вконец обескураженный и убитый, бессильно опустился на деревянный ящик.
Джим вприпрыжку выскочил из ворот с жестяным ведром и запел «Девочек из Буфало». Носить воду из городского насоса всегда было самой ненавистной для Тома работой, но теперь она не казалась ему таковой. Он вспомнил, что у насоса всегда собиралась дружная компания. Белые, мулатки и негритянки, гомоня, ожидая своей очереди, сидели, шутили, отдыхали, обменивались игрушками, ссорились, дрались и прыгали. И он вспомнил, что хотя насос находился всего в ста пятидесяти ярдах от него, Джим никогда не возвращался домой с ведром воды раньше, чем через час – и даже тогда кто-то обычно должен был идти за ним.
Том сказал:
– Послушай, Джим, я принесу воды, если ты побелишь немного вместо меня!
Джим покачал головой и сказал:
– Не могу, Масса Том! Старая миссис, она сказала мне,