Там, где лето. Аметист. Александра Семенова
слепому. Что там говорить, Генка был писаным красавцем. По нему сохли все девочки, и не только в нашем классе, ясное дело. А он ни одной из них не отдавал предпочтения – некогда мне, мол, милые дамы. Я футболист, в свободное от школы время подаю огромные надежды.
Почему я говорю «ни одной из них», а не «ни одной из нас»? Да потому что себя (не забываем про бока и мигрирующие прыщи) я ни в коем случае не могла помыслить в качестве претендента на его сердце. Уж слишком он был хорош. Мне оставалось только мечтать по ночам в подушку, и мечты уходили, надо вам сказать, настолько далеко, что где-то там даже маячила наша с ним маленькая кудрявая дочь.
Его взгляд из очереди пригвоздил меня к месту. Я мысленно схватилась руками за прыщ и мысленно же крякнула от досады. А снаружи неловко скривилась – видимо, это означало у меня улыбку. Крокодил сделал движение головой, приглашающее наплевать на общественные устои и правила приличия и присоединиться к нему в его столь близком к сметанной цели месте под солнцем. Я не поверила глазам, неловко дернулась, но он повторил движение, и я на полусогнутых подошла к нему. Генка смущенно звякнул своей банкой, шепнул «привет, тоже за сметаной?», снова смутился дурацкой очевидности своего вопроса, и мы мучительно (но кое-кто еще и сладко) замолчали до самого пластикового кувшина.
Нет, сметану он мою нести не стал, есть все-таки какие-то рамки. Одно дело поднести портфель однокласснице, а другое дело – литр сметаны. Мы бы со стыда оба сгорели. Поэтому шли домой, втайне радуясь, что сеточки у нас непрозрачные. Говорить было особо не о чем – господи, о чем мы могли говорить, мы за все девять лет в одном классе и слова, наверное, друг другу не сказали. До дома было, к несчастью, недалеко. На прощанье он улыбнулся мне самой невероятной своей улыбкой – и мы разошлись по подъездам.
Не знаю, как я не грохнула эту сметану и не обвалила заодно лифт – так прыгала.
Наутро неминуемо наступило 1 сентября. С чем-то одновременно жгучим, тягучим, замирающим и порхающим внутри я вышла из дома и повернула в арку, за которой был Генкин подъезд, а дальше стадион и наша школа.
И остолбенела. У подъезда стоял он, Крокодил. До начала урока осталось пятнадцать минут, с чего бы ему просто так стоять?
Увидел меня, улыбнулся так же, как вчера, подождал, когда я поравняюсь с ним, сказал «привет», взял мою руку в свою (всё, что было в моей пятнадцатилетней жизни до этого, гроша ломаного не стоило по сравнению с ощущением моей руки в его руке), и мы пошли в школу.
Крокодил Гена и шапокляк
Я бодро выскочил из машины на асфальт перед офисом – и застонал. Почему к хорошему привыкаешь настолько быстро? Всего каких-то полчаса от дома до работы в кондиционированном авто – и ты начисто забываешь о том, какое на улице пекло. Я взглянул в небо: июльское солнце скрылось за небольшим облачком, но все равно показывало мне оттуда кукиш: «На, выкуси,