Взбаламученное море. Алексей Писемский
понять, когда она успела поправить свой туалет, а главное, как-то удивительно эффектно завернуть свою толстую косу под одну гребенку.
– Bonjour! – сказала она развязно и, пройдя за столом мимо матери, села рядом с гостем.
Корнеев сначала как бы не находился.
– А что m-me Михреева будет у губернаторши на бале? – спросила его Соня.
– Не думаю, – отвечал он, пожимая плечами: – по крайней мере Марья Николаевна (имя губернаторши) очень не любит, когда она у нее бывает.
Соня нарочно намекнула на эту даму, имевшую привычку влюбляться во всех даже генеральских адъютантов и теперь безбожно ухаживавшую за Корнеевым.
– Вообразите, говорят, она каждое воскресенье ездит к архимандриту в гости… прилично ли это? – повторила за дочерью Надежда Павловна.
Корнеев на это молча улыбнулся: не любил он сплетен, или вообще насмешливый разговор считал не совсем приличным для общества, но только каждый раз, когда губернские дамы начинали его очень сильно пробирать по этой части, он обыкновенно принимался крутить усы и произносить скорее какие-то звуки, чем слова.
После нескольких минут молчания Соня как бы вдруг встрепенулась вся и подвинулась на диване. К ним подъезжал, тоже на щегольской серой лошади, новый гость, Александр. Увидев в передней ильковую военную шинель, он позеленел от досады. Войдя, он небрежно поклонился хозяевам и сел.
Бедный мальчик не в состоянии был скрыть волновавших его чувствований.
– Что вы у нас так давно не были? – спросила его Соня.
– Я был болен.
– Чем?
– Так, ничем!.. Как вас это беспокоит!.. – отвечал Александр и таким тоном, что все, не исключая и Петра Григорьевича, посмотрели на него, а Соня сейчас же отвернулась и начала говорить с Корнеевым.
– Покажите, пожалуйста, фокус, который вы показывали у Марьи Николаевны… Я никак не могла рассказать его мамаше.
– Ну, что! – возразил Корнеев, потупляя глаза.
– Пожалуйста! – повторила Соня.
– Но надобно карты.
Надежда Павловна сейчас же пошла и принесла карты.
Корнеев с улыбкой разложил их в форме четыреугольника на восемь кучек, по три карты в каждой.
– Тут девять… тут, тут и тут! – пересчитал он их своим красивым пальцем. – Беру четыре карты и перекладываю так: тут девять, тут, тут и тут!
Мать и дочь с удивлением посмотрели друг на друга. Петр Григорьевич тоже смотрел на фокус с глубокомысленным вниманием.
– Возвращаю прежние четыре карты, – продолжал Корнеев: – и прибавляю к ним еще четыре, перекладываю и считаю: тут девять, тут, тут и тут!..
– Но как же это? – воскликнула как бы вышедшая наконец из терпения Надежда Павловна.
– Удивительно! – сказала Соня.
– Прибавляю к этим картам еще восемь, – продолжал удивлять их Корнеев: – раскладываю и считаю, девять, девять и девять.
– Вы зачем боковые-то считаете по два раза?.. Ужасно как замысловато!.. – вмешался вдруг в разговор Александр. Голос его был в одно и то же время голосом разьяренного тигра