Бросок кобры. Борис Барабаш
Он что, немец?
– Еврей, товарищ генерал!
Чистов глубоко вздохнул. Стал ходить по кабинету, погрузившись в себя. Через какое-то время он остановился, и медленно, как будто подбирая слова, сказал:
– Когда вы закончите доклад… Я расскажу вам то, о чем вы не знаете… Вы уже встречались с этим вашим товарищем? Этим… Арбит?
– Так точно, товарищ генерал! Встречался.
– Говорили?
– Так точно! Говорил!
– Вы что, баба, товарищ полковник?
При этих словах, Сирота подскочил со стула, и стал навытяжку.
– Никак нет, товарищ генерал!
– Почему раскрыли детали операции без моей санкции? – закричал генерал-лейтенант Чистов. – Инициативу решили проявить?
Кровь ударила в голову полковника. С высоты своего почти двухметрового роста, он смотрел на генерала, и тяжело дышал. Мощные бицепсы напряглись. Наконец он тихо и медленно заговорил.
– Разрешите напомнить, товарищ генерал. Вы поручили мне разработку этой операции. Мне было дано семь дней. Я управился за два. За ее результат я отвечаю. Проявил инициативу. Считаю это правильным! Родина уже дала оценку моим инициативам. И моим товарищам так же!
Герой Советского Союза, полковник Сирота, стоял в кабинете, как утес. Его глаза искрились. Губы плотно сжаты, как и кулаки. Генерал Чистов с удивлением смотрел на полковника. Он явно не ждал такой реакции. В его кабинете до этого никто так с ним не говорил. Генерал подошел почти вплотную к офицеру, и, глядя прямо в глаза, сказал:
– Ну, что ж… Достойный ответ! Благодарю! Рад, что служу с вами, товарищ полковник!
Сирота ничего не ответил, хотя тут к месту было что-то вроде «Рад стараться!» или «Служу народу России!»
– Прошу, присаживайтесь, Виктор Алексеевич… Чего вы подскочили? Продолжайте! – как ни в чем не бывало, сказал Чистов;
Полковник не спеша сел в кресло. Надо было привести мысли в порядок, да и необходимый тон подобрать. Не было времени обдумывать природу выпада Чистова. Возможно, он имел целью попробовать Сироту «на вшивость», проверить уверенность полковника в правоте своих действий. Люди нерешительные, с сомнениями, в этой организации, ни в каком виде не принимались, ибо сомнения – это признак неуверенности, слабости. А в разведке слабым не место.
Возможно, это был просто выброс начальственного раздражения. В конечном счете, это было не так важно. Реакция полковника не была конъюнктурной, и, уж, тем более, театральной. Сирота действительно вспыхнул, когда почувствовал в тоне начальника оскорбительные нотки в отношении себя, своих действий, и в отношении своих товарищей. Он не думал о последствиях.
Но его реакция пришлась генералу по душе. В ней он видел то, что и желал – смелость, решительность, уверенность и готовность защитить друзей. Сирота во многом был непонятен, хотя Чистов знал его много лет. При своем гигантском росте и внушительном телосложении, полковник говорил негромко, мало матерился и почти не пил. Генерал себе слабо представлял, как офицер с такими качествами, мог с группой солдат уничтожить бандформирование