Хроники блокадного города. Хабиб Ахмад-заде
В тот день к нам приехал полицейский и сообщил, что какой-то человек собирается в одиночку ограбить единственный банк в нашем городе, где шли боевые действия. Когда мы пошли с ним, то увидели, что тебя заковали в наручники. Директор банка, быстрыми движениями руки вытирая платком пот со лба, рассказывал, что ты пришел к нему и попросил разрешения снять в помещении банка фильм об ограблении. Директор, конечно же, заподозрил неладное. Какой разумный человек попросил бы об этом на фоне постоянных взрывов и перестрелок? А пока он рассказывал все это, ты, по-прежнему оставаясь в наручниках, сложил большие пальцы с указательными, сделав свой импровизированный объектив видеокамеры, и смеялся над всеми нами!
После той истории прошло какое-то время, и с твоим указательным пальцем на левой руке случилась беда. Ты же помнишь об этом. Мы пошли собирать неразорвавшиеся вражеские снаряды, упавшие на город. Ты играл с трубой одного из них, как вдруг в ней сработал детонатор, и тебе напрочь оторвало две фаланги указательного пальца.
Лежа на больничной койке, ты опять смеялся и продолжал делать вид, что снимаешь кино при помощи своего забинтованного пальца. «Как жаль, что теперь не получается стандартный кадр», – говорил ты.
Затем, когда повязку сняли, мы поняли, что ты действительно говорил правду и твой прежний ровный прямоугольник импровизированной видеокамеры никогда больше не получится.
Джамшид! Джамшид! Джамшид! Ты помнишь, на чьи деньги ты снял свой первый фильм? Грустный и подавленный, ты взял у меня денег, чтобы заснять на пленку наших ребят, пока они еще живы. Потом ты ушел и снял на камеру подрыв дерева. Когда фильм был готов, я отобрал его у тебя.
– Позволь мне хоть разок взглянуть на него, – попросил ты.
Но, несмотря на твои мольбы, я отказался. Тогда, именно тогда ты проклял меня. Ты помнишь, что сказал мне?
– Однажды дождливым вечером, – пророчествовал ты, – когда я, Джамшид Махмуди, уже стану знаменитым режиссером, охранник на студии подойдет ко мне и скажет, мол, знаменитый режиссер господин Махмуди, там под дождем какой-то бедолага в лохмотьях, он с утра дожидается вас и все время порывается зайти внутрь. А я отвечу: нет, у меня нет времени. Дождь будет продолжать бить в стекло. Тот человек скажет, что он мой фронтовой товарищ, и тогда я все-таки позволю ему войти. Затем я увижу тебя в рваной изношенной одежде, промокшего до нитки. Ты будешь просить прощения за свои теперешние поступки и умолять, чтобы я устроил тебя на работу. Я как человек великодушный пожалею своего фронтового товарища и велю тебе приходить завтра. В любую погоду, при дожде или при ярком солнце, ты будешь держать зонт надо мной, знаменитейшим режиссером Джамшидом Махмуди. И тебе не найти более почетного занятия, чем быть моим личным держателем зонта.
Что же я тогда ответил? А, я ответил:
– Мечтать не вредно.
Сказав это, я ушел.
– Вернись, – услышал я.
Я повернулся и увидел, что ты, сложив из пальцев, в том числе покалеченного, свою импровизированную камеру, взял меня в кадр и, как всегда,