Премьера. Игорь Герман
никто не имел ни малейшего понятия. Фамилию режиссёра, гулявшую по кулуарам театра, никто не слышал и постановок его никто не знал.
Районная газета уже сообщила городским театралам о сюрпризе, их ожидавшем в ближайшее время.
Однако вскоре стало ясно, что зрителей ожидает ещё больший сюрприз, чем они могли бы себе предположить. Дина, заведующая литературной частью театра, молодая интеллектуальная дама, спустившись однажды в курилку, сообщила дымившим коллегам о том, что она сейчас прочитала предназначенную для постановки пьесу. Удерживая тонкую сигарету изящными длинными пальцами, она долго и загадочно молчала, подогревая общее нетерпение, потом, наконец, объяснила, что пьеса эта является продукцией молодой современной драматургии и не следует предъявлять ей слишком высоких требований. Этот размытый диагноз мало что прояснил слушателям, и тогда завлиту Дине пришлось открыто признать, что текст пьесы содержит в себе массу нецензурных выражений. И не просто уменьшительно-ласкательных, имеющих свою нишу в мировой литературной практике, а тяжёлую, запредельную матерщину.
Этот слух мгновенно аукнулся по всем уголкам театра. Правда, тут же поступила смягчающая информация, утверждавшая, что главный режиссёр запретил вынесение нецензурщины на консервативную провинциальную сцену.
Так как всякий скандал только подогревает интерес к самому скандалисту, пьесой немедленно заинтересовался весь актёрский цех: от молодых до заслуженных. Было понятно, что главный режиссёр, утвердивший сомнительное название в репертуар театра, взял на себя бремя нешуточной ответственности. Эта ответственность усугублялась ещё и тем, что пьеса, помимо тяжёлой артиллерии, которую главный и обещал порезать, изобиловала массой выражений… ну, весьма отдалённых от классического образца. Как главный режиссёр собирался ограничивать этот момент авторской свободы, театральные слухи неопределённо умалчивали. В любом случае неподготовленный провинциальный зритель был обречён на большую художественную неожиданность.
Вскоре на стенде информации театра появился приказ о начале работы над спектаклем и распределении ролей. Персонажей в пьесе оказалось немало, поэтому новая работа задействовала большую часть труппы.
В назначенный день прибыл режиссёр. На первую репетицию – читку пьесы – актёры явились по обыкновению немного взволнованные: некоторая предпраздничная одухотворённость сопровождает начало любой творческой работы. Двое заслуженных артистов – Дорофеев и Алтынская, молча сидели за столом с непроницаемыми лицами. Молодёжь, доминирующая в будущем спектакле, чувствовала себя более раскованно и непринуждённо.
Все притихли, когда двери репетиционной комнаты распахнулись, и в сопровождении главного режиссёра театра вошёл приезжий москвич. Главный представил его, сказал несколько традиционных общих фраз и, пожелав коллективу счастливого плавания, удалился.
Приглашённый режиссёр оказался очень приятным молодым человеком. Если ему и было за тридцать, то лишь с незначительным хвостиком. Некоторая полнота придавала его облику добродушие и солидность. Полудлинные чёрные вьющиеся волосы, принципиальная недельная небритость, мягкий взгляд, обаятельная улыбка. Бывают настолько симпатичные люди, что они с первой же минуты знакомства сразу и всецело располагают к себе.
– Здравствуйте, – ещё раз поприветствовал режиссёр, тепло улыбнувшись. Он потёр ладони, собираясь с мыслями, взволнованно вздохнул и продолжил: – Я много хорошего слышал о вашем театре; с удовольствием приехал в этот маленький милый городок. Я полон надежд на творческое сотрудничество и нацелен на плодотворный результат. Надеюсь, что у нас с вами все сложится, склеится, срастётся… Зовут меня Антон… – он выдержал некоторую паузу.
– А по отчеству? – вежливо, но твердо поинтересовалась Алла Константиновна Алтынская, очень серьезная бабушка с волевым профилем бывшей героини.
Вопрос был задан тоном, не оставлявшим ни малейшего шанса попыткам демократизации устоявшегося творческого процесса.
Молодой режиссёр понимающе улыбнулся.
– Антон Александрович… Фамилия моя Болотов, хотя это уже и говорили… Обращаться ко мне можете как по имени-отчеству, так и просто по имени, кому как удобнее. А для начала…
Он вынул из своей сумки две коробочки шоколадных конфет и положил их перед актёрами на столы.
– Подкуп?.. – хихикнул кто-то, скорее от неожиданности, чем от желания сострить.
Актёры благодарно оценили маленький дружеский знак внимания. К коробкам потянулись руки: сначала несмело, потом увереннее. Оба заслуженных дипломатично не заметили предложенного угощения.
– Ну, что?.. – подвел черту режиссёр под первым и положительным впечатлением о своей персоне. – А теперь почитаем пьесу?
Актёры с готовностью заёрзали на стульях.
– Скажите, пожалуйста, с ней уже все ознакомились?
Мимика молчаливого большинства положительно ответила на поставленный вопрос.
– Своеобразный материал, согласитесь?
– Очень, – сухо заполнила Алтынская