Апокалипсис, белый танец. Владимир Селянинов
у подчинённых ему людей. Безусловно, со знанием дела подобранных.
Пока вновь прибывший, а судя по осанистости, важный гость, изволил пользоваться туалетом, сопровождавший его губастый обменщик спешил сообщить Правдину об успехах и мелких-мелких помехах, легко устранимых.
– Всё хорошо, – докладывал, – только бумажку одну надо поправить, – на стол бланк с цифрами кладет. – Много времени ушло на то, чтобы убедить уважаемых людей, что клиент подготовлен достаточно. И что специалист у нас самый-самый, – на доктора посмотрел, а потом на Варю. – Я говорил о нашем полном понимании, как много нынче крикунов-радетелей России. Из-за куска земли порвать готовы, о возможном резонансе в прессе.
После продолжительного пребывания в туалете к ним неспешно подошёл, потирая руки, как это бывает с мороза, по-особенному чистый. Оказалось, человек он весьма известный, из крупных юристов – Сирин. Поговаривают некоторые о возможном его скором отъезде в Москву. И вопрос уже почти решён о его высоком назначении. Вот почему ещё в коридоре сам Зиновий Филиппович помог снять с дорогого гостя длинное пальто и долго тряс обеими руками его мягкую ладошку. Услужливо предложил располагаться в роскошном кресле из натуральной кожи, с которого он совсем недавно пускал колечки дыма от сигареты известной фирмы. Тот же в ответ только кивнул на это. И попросил на хорошем английском Нямбу Станиславовича приготовить ему кофе мелкого помола. А такому учтивому Правдину он начал говорить уже по-русски. Жёстко, иногда и по слогам как недопонимающему многого.
– По дороге сюда Нямба Станиславович мне говорил, – он кивнул в сторону кухни, – что обкатка нашей новой системы прошла хорошо. Но вы включили старый, уже давно используемый вариант с комиссарами, их кожаными куртками и маузерами, – непродолжительно задумался. – Нет, не надо. Не надо повторяться.
– Мы, Роберт Робертович, только ещё собирались, – стал оправдываться Зиновий Филиппович.
– Не надо собираться, – властно оборвал юрист-законодатель. – А вот, как говорил мне Станиславович, – он кивнул на вернувшегося с подносом, – вы придумали нечто новое, весьма свойственное русскому, – награждения. Если у вас все готово, извольте показать.
Из соседней комнаты наблюдали двое, в коридоре тихо поскрипывали половицы под тяжестью упитанного охранника. Варя голову поворачивает к тому, кто говорит. Ей казалось, что она смотрит спектакль, в котором ей иногда приходится играть роль. Голова её была тяжёлая, большая, боль виски стала сдавливать.
Далее случилось то, что не всякому фантасту под силу. Правдин поворачивается к большой сумке у стены и кивает Ираклию Никодимовичу помочь ему в переодевании Вари. Из сумки он вынимает большой сарафан неопределенного цвета, а из портфеля – одну за другой разноцветные коробочки. Лицо его всё более торжественнее, подбородок повыше. Варю, едва поднявшуюся с дивана, просит слушать внимательно-внимательно. Запомнить об этом