Положитесь на Псмита. Пелам Вудхаус
все-таки она может узнать.
– Ну, если ставить вопрос так, то может.
– Фредди, мальчик мой, – расстроенно сказал мистер Кибл. – У меня не хватит духу.
Образ тысячи фунтов, ускользающих из его рук, так подействовал на Фредди, что он выразился, как не положено выражаться в беседе со старшими:
– Ну, чего вы хвост поджали?
Мистер Кибл покачал головой.
– Нет, – повторил он. – Я боюсь.
Казалось, переговоры зашли в тупик, но Фредди, перед которым маячила тысяча фунтов, не мог допустить, чтобы столь многообещающий сюжет завершился столь пресно. И пока он негодовал на слабодушие дяди, ему было ниспослано озарение.
– Ей-богу! Знаете что! – вскричал он.
– Не так громко! – простонал перепуганный мистер Кибл. – Не так громко!
– Знаете что! – повторил Фредди сиплым шепотом. – Ну, а если я его слямзю?
– Как?!
– Ну, а что, если…
– Ты слямзишъ? – Угасшая было надежда вновь озарила лицо мистера Кибла. – Мальчик мой, ты и правда?..
– За тысячу фунтов – в любой момент.
Мистер Кибл лихорадочно сжал руку своего юного родственника.
– Фредди, – сказал он, – в ту минуту, когда ты вручишь мне колье, я дам тебе не тысячу фунтов, а две тысячи.
– Дядя Джо, – столь же лихорадочно произнес Фредди, – заметано!
Мистер Кибл утер увлажнившийся лоб.
– По-твоему, ты сумеешь?
– Сумею? – Фредди засмеялся небрежным смехом. – Раз, два – и готово!
Мистер Кибл вновь сердечно стиснул его руку.
– Пойду подышу воздухом, – сказал он. – Я слишком переволновался. Но я могу положиться на тебя, Фредди?
– Еще бы!
– Отлично. Так вечером я напишу Филлис, что, возможно, мне удастся исполнить ее просьбу.
– Только никаких «возможно», – бодро воскликнул Фредди, – просто «исполню». Только «исполню»! И никаких гвоздей!
Радостное возбуждение – сильнейший стимулятор. Но, подобно другим стимулирующим средствам, оно имеет тот недостаток, что его действие чаще всего длится недолго. Расставшись с дядей, Фредди Трипвуд примерно десять минут пребывал в экстазе. Он сидел, развалясь, в кресле и ощущал себя могучим, энергичным, всепобеждающим. Затем мало-помалу в него, словно холодный сквозняк, начало пробираться сомнение – вначале еле заметное, оно все усиливалось, и через четверть часа он целиком разуверился в себе. Или, выражаясь не столь изящно, у него душа ушла в пятки и не желала вылезать обратно.
Чем больше он размышлял о деле, за которое взялся, тем менее заманчивым оно ему представлялось. Он не обладал богатой фантазией и все-таки с жуткой ясностью сумел нарисовать картину устрашающего скандала, которого не миновать, если он будет застигнут за похищением брильянтового колье его тети Констанции. Простая порядочность запечатает его уста насчет роли дяди Джозефа. И даже если (как все-таки могло произойти) простая порядочность в критический момент его подведет, рассудок подсказывал ему,