Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры. Елена Легран
«ах!», а Лузиньяк, небрежно взмахнув рукой, велел крупье собрать фишки и обменять их на золото, которое тот передал счастливчику в кожаном мешочке.
– На сегодня все, – попрощался Лузиньяк, поднимаясь и ловя на себе несколько томных и зовущих женских взглядов. – Честь имею.
Официант немедленно подскочил к нему и услужливо отодвинул стул, поинтересовавшись, будут ли какие распоряжения.
– Что там за шум? – Лузиньяк кивнул в сторону карточного стола, откуда раздавались пьяные крики, то и дело перекрываемые дружным хохотом.
– Один бывший виконт, как он себя именует, веселит толпу байками из прежней жизни, – презрительно скривился официант. – Он уже второй день проигрывается. Забавный тип. Все кричит, что лучше спустит тут свое состояние, чем позволит бандитам из революционных комитетов наложить руку на его деньги после ареста. Сам под нож лезет, идиот.
– Повежливей с клиентами, – строго приказал Лузиньяк. – Разгреби-ка мне местечко за столом. Давненько не приходилось встречать таких отчаянных смельчаков.
«Местечко» было предоставлено немедленно, и Лузиньяк, вложив в руку официанта серебряную монету, опустился на предоставленный ему стул, прямо напротив шумного виконта.
– А, еще один франт пожаловал! – воскликнул тот, завидев Лузиньяка. – Пришел послушать мои историйки? Ну-ну, валяй, прочищай уши, потому что мне есть что порассказать!
– Эй ты, не забывай манеры! – прикрикнул на него один из служащих игорного дома. – Иначе выставим тебя за милую душу.
– Не выставите, – хихикнул бывший виконт и подмигнул Лузиньяку, который, казалось, совершенно не обиделся на хамоватые речи подвыпившего игрока. – Я умею хорошо проигрывать. Так что вы будете меня терпеть до тех пор, пока я не просажу все свое состояние. А состояние у меня – дай Бог каждому!
– Оно и видно, – шепнул кто-то за спиной Лузинька. – Только за сегодняшний вечер он просадил не менее ста тысяч.
Лузиньяк в удивлении обернулся на говорившего и поймал согласные кивки окружающих.
– Я видел Пале-Рояль в лучшие времена! – продолжал кричать виконт, ослабляя тугой галстук и расстегивая верхние пуговицы рубашки с несвежим воротом. – Во времена Филиппа Орлеанского, продавшегося революции и прозвавшего себя, как и свой вертеп, господином Равенство! Равенство! Черта-с два, равенство! Этот негодяй думал посадить свою жирную задницу на французский престол, завел дружбу с Мирабо, Робеспьером и прочими революционными подонками. А что потом? Познакомился с национальной бритвой – да и плюнул в корзину! – пьяный смех бывшего виконта был подхвачен разряженной публикой. – А стриг бы ассигнаты со своих игорных домов, может, и жил бы до сих пор припеваючи! Поделом ему, предателю!
– Полегче бы он, – сосед Лузиньяка с осуждением покачал головой. – Тут комитетских соглядатаев не сосчитать.
– Это точно, выставить бы его восвояси, – подхватила его спутница, сверкая глубоким декольте и фальшивыми