Как стать магом. Французский оккультный манифест эпохи декаданса. Жозефен Пеладан
Креста Храма огромны: они превосходят мои собственные.
Я подарил вам идею воинствующего совершенства, и вы ее восприняли.
Во время недавнего негодования в печати судьба, которая обильно посылала мне как победы, так и поражения, распорядилась так, чтобы вы прочли мои публикации об искусстве; и вы заново открыли эстетическое в себе в слове и в действии.
Казалось, с самой первой нашей встречи каждый из нас поверял другому свои мысли. Нам хватило нескольких часов, чтобы составить из наших слов пакт, в котором содержалась вся культура Западной Европы.
Ваш энтузиазм обернулся смелостью, которую редко встретишь в нашей стране. С каким невозмутимым спокойствием вы приняли боевое крещение – дьявольское таинство, которое Париж возлагает на всех рыцарей света!
Будучи потомком почти полностью исчезнувшей человеческой расы, без родины, без престижа, я просто вынужден был стать великим, рискуя не стать никем вовсе.
Но вы, кому все блага были дарованы с колыбели, могли бы провести жизнь, как любой из де Орлеан[2], перемещаясь из конюшни в гостиную, занимаясь лишь спортом или любовными похождениями, подобно вашему окружению.
Но нет! Искусство открыло вашему всевидящему взору единственную аристократию, и, используя свои средства, вы проявили талант творца; вы, кому ваше благородное происхождение позволяло красивую бездеятельность.
И здесь начинается достоинство, которое вы обратили в славу.
Именно тогда, на горизонте вашего ума, вам вдруг стало ясно, что о людях, времени и месте можно судить как о достойных или нет по тому, как они умеют восхищаться красотой.
Вами овладела одна лишь страсть; она захватила вашу душу и подняла ее в царство возвышенного.
Мы соединяем руки не в подражание друг другу, но во имя света, чтобы принять Розу и Крест.
Доставить священную гробницу туда, откуда со времен Ренессанса была изъята красота спасения, защитить паломников, которые до сих пор несут щиты идеализма, и сберечь образ небес перед лицом эпохи: таково дело, для которого два наших существа соединились в едином порыве.
Между благородной идеей создания Байройта и движением Розы и Креста, так же как и между вами и Людвигом Баварским[3], существует явное сходство.
И там, и здесь идея прославления интеллектуальной культуры проявляется согласно одной и той же формуле:
«Религия становится искусством, чтобы говорить с массами – искусство становится религией, чтобы говорить с избранными».
Байройт – храм единственного гения, а Людвиг Баварский любил искусство лишь в одной форме и в одном уникальном произведении.
Что касается совершенства театральной формы, о котором я мечтал, я не смогу достичь магии гения из Ванфрида[4]; даже вы еще долго не сможете осуществить беспрецедентную идею Байройта.
Но, подобно тому как я достиг уровня, где моя собственная работа является для меня лишь властью посвятить себя эстетике в других,