Ермошка Добродей и заколдованная кукла. Юлия Анатольевна Нифонтова
брат, это кукла непростая. Может наградить тебя своим задиристым и несдержанным характером. Не поддавайся! Помни, наша задача – не балагурить, не скоморошьей придурью народ веселить, а власть над всем домом захватить да бабку с девчонкой и несносным Ермохой, как есть, извести! А тогда уж и двор, и дом с баней превратятся в один большой сарай, и всё будет только нам принадлежать. Без-раз-дель-но! Так, теперь приготовься, гляди прямо в мои очи без отрыву.
Кочебор вперился колючим взглядом в маленькие Свиркины глазёнки, которые сначала, как две испуганных букашки забегали, словно ища укрытия, но вскоре замерли, будто окоченев от сковавшего их ужаса. Не обращая внимания, на то, что брата колотит от страха, Кочебор принялся со зловещими завываниями читать чёрно-магическую тарабарщину:
– Соулярус – ампутэрос!
Имплантэрус – реанимус!
Реанимус – соулярус!..
В момент произнесения колдуном запретного заклинания его глаза остановились и как-то совсем по-змеиному застыли, затем налились красным, освещая пыльный сумрак и перекошенное ужасом лицо брата недобрым тревожным светом. Свирка не мог оторваться от леденящего душу взора. Он непроизвольно подёргивался в паутине и от того казался беспомощной мошкой, пойманной безжалостным пауком.
Единственное, о чём теперь мечтал несчастный Свирка, это чтобы всё поскорее закончилось. Но Кочебор не унимался, а продолжал повторять непонятную, пугающую тарабарщину. Голос колдуна приобрёл металлические нотки, а слова жуткого заклинания свистели в Свиркиных ушах, словно выпущенные пули. Наконец, Кочебор щёлкнул чёрными загнутыми ногтями. Вверх со стеклянным звоном вылетела самая настоящая магическая искра и, осветив тесное пространство часового чрева, тихо угасла.
В ту же секунду из середины Свиркиной груди выплыло серое облако, повторяющее очертания младшего сараешника. Полупрозрачный фантом был вылитый Свирка, с таким же хитрющим лицом и кудрявой шевелюрой.
Оставив хозяина, туманный силуэт опустился на распластанного внизу Петрушку и растворился внутри его потрёпанного платья. Меж тем настоящая Свиркина голова безвольно повисла, лицо, омертвев, утратило осмысленное выражение, тело обмякло и застыло в паутине, став её неотъемлемой частью.
Кукла же, в свою очередь, напротив стала подавать признаки жизни. Из тряпичных одёжек высунулась несуразно длинная голова в высоком колпачке, озираясь вокруг с величайшим любопытством и даже восторгом. Маленькая подлая Свиркина душонка переселилась в Петрушку и никак не могла теперь опомниться от произошедшей метаморфозы.
– Ну, и как тебе, братишка, в новой личине? – величаво поинтересовался Кочебор Колядыч, гордясь хорошо проделанной магической работой. – Чисто дело сделано, не правда ли? Привыкай, привыкай к новому облику, а как одыбаешься, дуй поскорее в баню – место начальственное занимай! – наставлял брата колдун, однако же в каждом звуке его голоса слышался плохо скрываемый подтекст: «Помни! Помни,