Мега шабаш. Дмитрий Сон
скорее его самого.
Идущий первым стражник толкнул толстую деревянную дверь, и та со скрипом открылась нараспашку. За ней красная лестница вышла на небольшой балкон высокого и широкого зала, по краям которого были размещены с десятка три железных клеток, в которых было нельзя ни встать в рост, ни лечь, вытянув ноги. Также Илья заметил, что некоторые клетки нашли своих жильцов.
Глаза впалые, свисающие жидкие волосы с клоком вырезанного скальпа. Та женщина из одной такой клетки провожала Илью своим взглядом, давно потерявшим все надежды. Илья не мог понять, кого он страшится больше: людей, что привели его сюда, или эту женщину.
– Сажай давай его, – скомандовал мужской голос с начищенными сапогами.
«Как часто он полирует свои сапоги, если работает в такой грязи?» – сам не зная почему, но Илья всерьёз задумался над этим вопросом. Он-то работал охранником в элитном комплексе и там мучился из-за своей грязной обуви, которую приходилось чистить как минимум два раза в день. «А тут, в этих условиях, это же настоящий кошмар».
Илью усадили на грязное, заляпанное старой и новой кровью массивное кресло, по виду напоминающее чем-то зальный трон. Но оковы, что тут же защёлкнули на его ногах и руках, говорили о том, что это всё-таки не королевский трон.
– Говори, – снова заговорил их командир.
– Как часто вы начищаете свои сапоги, что они так блестят? – выпалил Илья первое, о чём и думал. А также другая его мысль ему тут же подсказала, что зря он это сказал. Очень даже зря.
И судя по тому, как посмеялись люди вокруг и тут же, изо всех сил сдерживая смех, притихли, Илья согласно сам себе покивал головой.
Теперь Илья увидел не только сапоги старшего солдата, но и его искривлённую улыбку на суровом, обросшем недельной щетиной человеке, который за свою долгую жизнь причинил другим людям очень много физической боли. А такое бесследно не проходит, всё отпечатывается в наших глазах и чертах лица.
«Очень даже зря».
Илью никогда и никто не бил, что может быть странно, учитывая его профессию. Но там, где он работал, ему нужно было только улыбаться и открывать важным персонам двери, чтобы эти персоны себя могли чувствовать ещё более важными и, может быть, чуть-чуть выше ростом. А в те невероятно редкие случаи, когда Илье как охраннику приходилось что-то делать – вора ловить или утихомирить жену, избивающую до смерти мужа, застигнутого со своей молодой шаболдой, – Илья дул в свисток, и приходили уже настоящие охранники. Те, какие сейчас не жалели своих сил, избивая его во все места.
Это было чертовски больно, так больно, что Илья не смог бы описать или сравнить эту боль ни с чем. Дали бы ему хоть день, хоть неделю, но описать свою боль он бы не смог. Он пытался защититься, но его руки были в оковах, и он мог только принимать и принимать на себя удары. Столько, сколько бы пожелал тот мужчина в начищенных до блеска сапогах.
Странно, но эти сапоги Илья видел и сейчас, в данной, не совсем уместной ситуации. Их и глаза той женщины, что всё время смотрела на него, не моргая. Когда были секунды между ударами, Илья