Дом Леви. Наоми Френкель
с ног до головы в какие-то чуть ли не лохмотья.
– Розалия, – не первый раз пытается доктор Ласкер преподать ей урок, – ну, посмотри на себя. Что это? Ты что, всегда будешь ходить в этих грязных обносках?
– Нет у тебя других забот? – кипятится сестра. – Что я, какая-то кокетливая девица, чтобы принаряжаться? Я замужняя женщина, у меня ребенок. И нет у меня, слава Богу, недостатка в неприятностях.
– Покупатели, Розалия, – пытается урезонить сестру доктор Ласкер. – Какая польза в том, что они тебя видят всегда в таком виде?
– Покупатели? Да у них уйма забот и неприятностей помимо моего платья.
Женщина, острая на язычок и проворная в деле, госпожа Гольдшмит. Глаза у нее зеленые, как у дикой кошки, позволяющие быстро улавливать желание клиента и ловко управляться в деле.
– Филипп, – говорит она брату, – начались летние каникулы. Что я буду делать с ребенком все эти дни? Сидеть целыми днями на скамейке в обществе воров и шлюх? Беда на мою голову, почему Бог наказал меня – растить детей среди этой черни? Ну, ты, почтенный адвокат, дай совет, что делать с ребенком? Денег-то в кассе кот наплакал. Беда на мою голову и на всю мою жизнь! В конце концов, ничего путного из него не вырастет.
– Об этом я и хотел тебе сказать, Розалия. Сегодня я поведу Саула в дом Леви. Там уже есть двое детей его возраста. Полагаю, они найдут общий язык и проведут хорошо летние каникулы.
Доктор Ласкер входит в соседние комнаты. Небольшой узкий коридор ведет из лавки в столовую и одновременно спальню Саула и деда, весьма преклонного возраста. В комнате две кровати и квадратный стол, покрытый застиранной скатертью. На гвозде у двери висит рабочая одежда господина Гольдшмита, в которой он отправляется на бойню. На диване с красной обивкой – белая подушка, книга Псалмов и биржевая газета. Все вещи, кажется, набросаны случайно. Около окна на сплетенном из тростника кресле сидит дед. Год за годом сидит он так, в одиночестве, и смотрит во двор, в маленький темный квадрат, но весь день полный суеты. Когда дед был моложе, а Саул совсем малышом, поручено было деду следить за ребенком. Дед качал его на коленях и напевал ему песенку:
Мир – чужбина,
Сердце – льдина,
Старики – преставились,
Молодые – состарились.
Дед любил эту песенку и напевал ее печальным дрожащим голосом. И Саул пугался, что «дед плачет песенку», но дед не всегда плакал. Когда во двор приходил «кайзер Вильгельм», дед радовался. Кайзер был одет в форму солдата германской армии. Был бледен, вероятно, от многочисленных жертв Первой мировой войны. Он являлся во двор в сопровождении пса и громко пел знаменитую «Стражу на Рейне». Тогда дед открывал окно и угощал «кайзера Вильгельма» кофе, хлебом и колбасой. Черта у «кайзера Вильгельма» был чудесная: умел внимательно слушать собеседника. И каждый раз дед пересказывал ему события своей жизни. Дед говорит, говорит, говорит. А «кайзер Вильгельм», облокотится о подоконник и молчит, молчит, молчит. В конце концов, глубоко вздохнет