Из памятной книжки. Глеб Успенский
так как и в первом, и во втором, и в несчетном множестве других белебеевских случаев такого же сорта – в самом корне их лежит отсутствие причин, доступных пониманию.
Но там, где жителей не три человека, а три миллиона, давки и толкотни нет. Рыбе тесно только в садке (Белебей), а не в реке (Лондон).
Я знаю, что в реке ходит щука и ест карася, знаю, что и щуку также глотает какая-нибудь другая рыбища, беспомощное и беззащитное состояние всего, что есть слабого в речной глубине, перед аппетитами всего, что есть там сильного, – знаю я это и содрогаюсь перед простотой рокового закона, но предпочитать этому ужасному естественному закону белебеевское благополучие рыбного садка не могу.
Без давки, без толкотни приняла широкая река Лондона сразу несколько тысяч народу и поглотила его, не рассчитывающего ни на что, кроме того же ужасного и простого закона. Понесла она и меня по своим бесконечным улицам, и с каждым часом все нагляднее выяснялось мое первое впечатление – простоты. Лондон – такая простая и ясная вещь, как приходо-расходная книга, как таблицы выигрышей, как простые первые правила арифметики… Представьте себе первый столбец в таблице выигрышей какой-нибудь лотереи. Длинной вереницей идут сотня, а может, и две выигрышей, положим, по тысяче рублей – цифра 1000 написана одна над одной двести раз, – вот вам лондонская улица состоятельных людей; – дома одного роста, одинаковой архитектуры, с одинаковой дверью, с одинаковыми окнами – словом, так же похожи они друг на друга, как одна цифрами написанная тысяча на другую такую же тысячу; а вот десять, двадцать, сто – бесконечное число столбцов, где вместо цифры 1000 написана цифра самая маленькая, например 10. Представьте себе, что эта однообразная цифра тянется на бесконечное число столбцов, одна под другой, одним и тем же шрифтом, – и перед вами будут бесконечные улицы, кварталы, океаны даже, засыпанные людом, у которого в руках очень маленький выигрыш и который живет в домиках, – количество их беспредельно, – стоящих рядом друг с другом на бесконечное пространство во все стороны и похожих между собою цветом, ростом, архитектурой, попыткой иметь садик – словом, решительно всем, что производит впечатление на глаз, похожих, как одна цифра на другую точь-в-точь такую же… Более двадцати минут поезд несется как-то над крышами этих домишек с народом, сумевшим отвоевать себе малый выигрыш, – и как иной раз перед маленькими выигрышами ставят скобку и пишут сразу – по стольку-то, ну, хоть по целковому, – увы, и вы, глядя на этот океан человеческих нор, поразительное однообразие которых дает вам знать, что выигрыши тут тоже одинаковы, – ставите надо всем скобку и говорите: это – «бедность»; а вот там тоже можно поставить другую скобку и смело сказать – «богатство»… Вычитайте этот маленький рост этих домиков из громадного роста домов капиталистического Лондона – и получится, тем самым путем, как получается при вычитании обыкновенных цифр, остаток – и такой громадный остаток – в пользу больших выигрышей, что вы как на ладони