Большая книга ужасов – 79. Мария Некрасова
топота, скрипа половиц, голосов, даже телевизора или шума воды в туалете. Я была совсем одна в этой тишине, если не считать птиц за окном.
Тогда я думала о Лео. Если бы он был здесь, хоть вечером, хоть днем, я бы слышала его гитару. Я привыкла ее слышать с утра до вечера, а иногда и по ночам. Тогда бы Лысый сразу прибежал с воплями, но ничего этого нет. Да и остальные наши не могут не шуметь. Где я вообще? И куда улетает по ночам эта в тапочках? Когда она уходит по вечерам, она как будто испаряется сразу за дверью, я не слышу звука ее шагов.
…А утром она опять приходила с сиропом. Так прошло трое суток с того момента, как я научилась их считать. А потом сервал исчез. Вместе с той комнатой, где я его видела.
Комната теперь была другая, не та, большая, внизу, где я провалилась в яму, а очень маленькая. Две кровати (на второй пусто), стол, два стула, окно, дверь в ванную. В окно пробивался солнечный луч, и тень от рамы лежала на полу огромным крестом. Тихо. Ужасно тихо, даже птицы не кричат.
С той стороны кто-то резко нажал дверную ручку, дверь открылась. На секунду мне показалось, что я все еще в бреду – настолько эта женщина была похожа на ту, что рисовало мое воображение, воспаленное болезнью. Тогда, пока я болела, мне представлялась какая-то баба-яга, которая ухаживала за мной, и сейчас она была в моей комнате. Резиновые тапочки поверх носков, темно-синий халат, некрасивое старое лицо. Седые волосы торчат в разные стороны, обрамляя голову как шапка из барана. Глаз как будто и не было толком: маленькие, светлые, не сразу разглядишь под нависшими тяжелыми веками…
Я инстинктивно отпрянула от нее в сторону окна и выдернула из руки катетер. Боль резанула руку, и простыня тут же окрасилась красным. Пластырь с прилипшими волосками болтался на руке лоскутком, на нем висел катетер с длиннющей иглой. Не знала, что они такие.
– Джерри! – Женщина, пахнущая тряпкой, шмякнула на тумбочку поднос со шприцем и бутылкой сиропа. Бутылка опрокинулась, ударилась о поднос и тут же залила его розовым густым киселем.
– Черт! – Она бросила на меня быстрый взгляд, и я пожалела, что проснулась. Она зыркнула еще раз, и я захотела позвать Лысого.
– Ваш учитель уехал в город, – сказала она ни с того ни с сего. – И оставил вас на меня. И вот что получилось. – Она кивнула на мою залитую постель. Кровь еще капала. Капельки скатывались по коже и застывали бусинами на простыне, уже насквозь красной, как будто убили кого. Женщина, пахнущая тряпкой, покачала головой: – Аккуратнее, Джерри!
– Меня зовут Жули.
– Вот и жди теперь, пока я все уберу.
Она вышла, и мне сразу стало легче. Я села на кровати и выглянула в окно. Двор, дорожка, уходящая к реке, деревья. Никого наших не было на улице. Не проснулись еще? Я стала гадать, сколько я здесь провалялась. Три дня я помню, но их было больше, остальные слились в один полусон. Пять? Десять? И почему, наконец, в доме так тихо?!
Я потихоньку встала – и у меня тут же закружилась голова. Комната поплыла перед глазами, но