Дверь на двушку. Дмитрий Емец
что, как стальное ядро, что ли? – попытался сообразить Ул.
Лехур ответил после долгой паузы, еще раз посмотрев все данные анализов и снимки:
– Да нет. Тогда б об него иголка сломалась, которой я анализы брал. Но втыкал я ее с трудом. То есть он явно плотнее, чем ожидаешь от младенца с цыплячьими ножонками и спичечной шеей! И, возможно, на каких-то стадиях сна он может становиться еще плотнее – и тогда полностью или частично оказывается где-то там.
– В Межгрядье?! – испуганно спросила Яра.
– Да уж не знаю где. Такое чувство, что ваш «недевочка» – ребенок не из нашего мира. Но и человеком двушки он пока не стал. Он где-то между… Для нашего мира слишком плотный, для двушки недостаточно плотный. Вот он и мечется между мирами как маятник…
Лехур замялся, словно хотел что-то добавить, но промолчал. Яра с зорким материнским прозрением сама договорила эти слова. Представила себе маятник, который мечется из мира в мир. А потом маятник останавливается и оказывается в… Что находится между нашим миром и двушкой?
Яра задохнулась от ужаса. Ей захотелось выхватить Илью у Лехура, выскочить из кабинета и побежать по коридору куда глаза глядят. Затаиться где-то, спрятаться…
– И что нам делать? – спросила Яра.
Лехур пожал плечами:
– Врач должен говорить только о том, что знает. Не все решения очевидны. Порой, когда болит нога, нужны таблетки от головы. А иногда достаточно проверить, нет ли в ботинке гвоздя. Здесь же сугубо область интуиции. Так что никаких гарантий!
– Но что бы вы посоветовали?
Лехур посмотрел на младенца. Тот беспокойно вертел головой и двигал ручками.
– Мне кажется, малыш что-то ищет, – предположил он.
– Что?
– Не знаю. Что-то такое, что позволит ему принадлежать одному из миров.
Ул и Яра посмотрели на младенца. Илья продолжал беспокоиться, вертеться. И это было не желание огорчить себя и уснуть, не потребность избавиться от пузырьков воздуха, а именно целенаправленный поиск чего-то, название чему ребенок и сам не знал.
– Да, ищет, чудо былиин! Точно ищет! – взволнованно признал Ул.
– Он еще маленький для двушки! – упрямо сказала Яра, с трудом подавив в себе другие, важные слова: «Я его туда не пущу!» Вот только как не пустить? Младенца, который просачивается сквозь наш мир, не удержать никакими оковами.
– Ну да, Яр… Понятно! Ну ищет же, чудо былиин? Младенец, ныряющий на двушку раньше, чем научился ползать, – это ого-го! – с отцовской гордостью произнес Ул.
Яре вспомнилась ее горячая молитва на двушке, в которой она просила, чтобы сын стал шныром. Несмотря ни на что, вопреки его возможностям, вопреки всему. Просьба, где-то даже близкая к гордыне. Вспомнился ей и ответ: «Запомни, ты сама вымолила его! И не жалей ни о чем».
Как же она теперь жалела об этой молитве! Но жалеть было уже поздно. Надо идти вперед. Надо прорываться. Губы у Яры запрыгали. Она прижала Илью к груди и, не прощаясь, выскочила из кабинета Лехура.
Кавалерия и Ул последовали