Око Мира. Роберт Джордан
не смеем, даже если вообще о таком помним. Очень, очень мало нас теперь. Почти все таланты исчезли, а большинство из оставшихся стали, судя по всему, слабее. В больном должны оставаться воля и силы, чтобы даже сильнейшие из нас могли преуспеть на пути Исцеления. Большая удача, что твой отец сильный человек – и душой, и телом. Как бы то ни было, он много труда потратил на борьбу за жизнь, но все силы, что остались, теперь нужны ему для выздоровления. Оно потребует времени, но порчи больше нет.
– Я ваш вечный должник, – сказал юноша Морейн, не поднимая взгляда от Тэма, – и сделаю для вас все, что могу. Все! – Он припомнил разговор о цене, а потом и свое обещание. Стоя на коленях подле Тэма, Ранд был готов ко всему, даже больше, чем раньше, но до сих пор не решался взглянуть на нее. – Все. Если только это не причинит вреда деревне или моим друзьям.
Морейн подняла руку в отстраняющем жесте:
– Только если ты считаешь это необходимым. Но мне все равно хотелось бы поговорить с тобой. Нет никаких сомнений, что ты уедешь одновременно с нами, и потом мы с тобой сможем побеседовать подробно.
– Уехать! – воскликнул Ранд, с трудом поднявшись на ноги. – Неужели на самом деле так плохо? По-моему, у всех на уме одно: начать отстраивать все заново. Мы, люди Двуречья, народ оседлый. Никто никогда не уезжал.
– Ранд…
– Да и куда нам идти? Падан Фейн говорит, погода везде такая же плохая. Он… он… торговец. Троллоки… – У Ранда сжало горло, и ему очень захотелось, чтобы Том Меррилин не рассказывал ему, что едят троллоки. – По-моему, лучшее, что нужно сделать, – это остаться здесь, откуда мы родом, в Двуречье, восстановить все, жить как прежде. У нас зерно посеяно, и для стрижки скоро будет уже тепло. Не знаю, кто завел этот разговор о том, чтобы уехать, – кто-то из Коплинов, готов поспорить, – но кто бы это ни был…
– Овечий пастух, – вмешался Лан, – ты бы слушал, вместо того чтобы болтать.
Ранд уставился на них обоих. До него дошло, что он бессвязно лепетал, перескакивая с одного на другое, а она в это время пыталась ему что-то втолковать. С ним пыталась говорить Айз Седай! Юноша лихорадочно стал искать слова для извинений, но Морейн улыбнулась ему.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, Ранд, – сказала она, и ему стало неловко оттого, что она действительно понимает. – Не думай больше об этом. – Ее губы сжались, и она покачала головой. – С этим, по-моему, я справилась неважно. Наверное, мне сначала надо было отдохнуть. Уехать нужно будет именно тебе, Ранд. Уехать отсюда должен ты, ради блага своей деревни.
– Я? – Голос сорвался, и он выдавил снова: – Я? – На этот раз получилось чуть лучше. – Почему это мне надо уезжать? Я ничего не понимаю. Не хочу я никуда уезжать!
Морейн посмотрела на Лана, и тот расцепил сложенные на груди руки. Он взглянул на Ранда из-под кожаной головной повязки, и у юноши вновь появилось такое чувство, будто его взвешивают на невидимых весах.
– Знаешь ли ты, – неожиданно сказал Лан, – что на некоторые дома в деревне не напали?
– Да