Четвертый эшелон. Эдуард Хруцкий
и ему объяснили, что по этому адресу находится Дом полярников, в квартире 36 раньше проживал известный летчик Литовский, после его гибели там живет его дочь Зоя Геннадьевна Литовская.
Все это давало повод для раздумий. Дочь героя и – убийца. В другое время он, может быть, и колебался, а сейчас времени для размышлений не было. Чернышова Игорь запихал в машину почти силком, старик даже слышать не хотел о производстве обыска в квартире столь известного лица, и повез его в прокуратуру.
Райпрокурор оказался мужичком покрепче. Он выслушал Чернышова, потом Игоря и глубокомысленно изрек:
– Подумаешь…
Подмахнул постановление на обыск и изъятие вещей и, крепко пожав руку Игорю, напутствовал:
– Шуруй, капитан, действуй по горячим следам. Поможешь нам – век помнить буду, а то у меня в аппарате одни инвалиды и старики. Нынче все наши на фронте.
Игорь покосился на широкую ленточку нашивок за ранение на лацкане его пиджака и понял, что прокурор тоже не так давно вернулся с фронта.
Тот, поймав его взгляд, усмехнулся грустно и добавил:
– Про инвалидов говоря, я и себя имел в виду. Что смотришь? Нашивок за ранение пять, а колодок наградных две. Вот такая, брат, арифметика.
В подъезде Дома полярников Муравьева ждали вызванные из МУРа оперативники их отдела Никитин и Ковалев.
– Мы тут с комендантом поговорили, – лениво цедил слова Никитин, – так она от той Зои в полном восторге. И честная, мол, и работящая, в издательстве «Молодая гвардия» редактором служит. Подтвердила, была у ней бабка из Баку, жила три дня. Фамилия ее Валиева Зульфия Валиевна. Лифтерша тоже показания дала: вчера она с большим желтым «углом» пришлепала, часов в десять. Так что дело ясное, Муравьев, эта Зоя или скупщица, или «малину» держит, брать ее надо.
Никитин достал измятую пачку «Норда», начал разминать папиросу, вопросительно глядя на Игоря.
– Дома Литовская?
– Дома, я проверял. На всякий случай Ковалев у дверей стоит.
– Какой этаж?
– Пятый.
– Лифт работает?
– Тянет.
– Так вот давай, я на лифте, а ты пешочком.
– Ладно. Но зря. Ей деться некуда. Чуть что, Ковалев притормозит.
– Это мне решать.
На площадке пятого этажа курил оперуполномоченный Ковалев.
– Ну как? – спросил Игорь, оглядывая одинаковые, светлого дерева двери с медными табличками.
– А так, – Ковалев бросил папиросу, – одни профессора да герои.
Поднялся запыхавшийся Никитин.
– Пошли, – скомандовал Игорь. – Кстати, – остановился он у самой двери, – понятые есть?
– А то как? – врастяжку сказал Никитин. – Целых трое, сидят в комендатуре, трясутся.
– Ладно. – Игорь еле сдержал себя. Он вообще не любил Никитина за его полублатную манеру речи, за ненужное хамство, за нахрапистость. Но вместе с тем понимал, что оперуполномоченный – парень хваткий, решительный и смелый.
Дверь открыла высокая женщина в толстом вязаном свитере, серой юбке