Сундучок, в котором что-то стучит. Василий П. Аксенов
внимание мое быстро рассеялось. Музыка летела со всех сторон. Вот прошел рослый волосатый детина в майке с собственным портретом на груди. Из живота у него летела песенка:
Ты говоришь: «Пока!»
Я говорю: «Привет!»
Ты говоришь: «Пока!»
Я говорю: «Привет!»
Этот был в полной гармонии со своим транзистором.
Вот стайкой – ах, именно стайкой! – держась за руки, традиционной стайкой в белых платьицах прошли девочки-выпускницы.
«Мы наденем праздничные платьица…» – подпевали они своим транзисторам.
Прошел господин иностранец с замшевым мешком под мышкой. Мешок голосил:
Иф ю лайк Юколели леди,
Юколели леди лайкс ю…
Под копытами Медного всадника, в непосредственном соседстве с посрамленной змеей, стоял на дощатом помосте квартет приличных молодых людей среднего возраста.
Там горы синие!
Там люди сильные!
Ливни обильные!
Добрые пеликаны!
Гордые великаны!
Там! Там! —
пел квартет.
При звуке «там» четыре руки показывали в разные стороны света, а четыре другие руки опускались вниз и делали движение, похожее на гребок пловца. Поневоле у всех слушателей и зрителей повышалось настроение.
Медный всадник и помост с квартетом были освещены ярчайшим кинематографическим светом, а возле скверика стояли огромные, двух– и трехэтажные, фургоны телевидения. Теперь я понял, откуда взялся этот запах, похожий на запах древнеримских факелов. Так пахнут «диги» – киношные осветительные приборы. Они во множестве были расставлены по историческому плацу.
Впрочем, и факелы пылали, но только на другом берегу Невы. Огромные желтые языки полыхали над Ростральными колоннами, на Стрелке Васильевского острова, и Петропавловская крепость вся была окаймлена живым огнем.
«Что же все-таки происходит глухой ночью в городе моей молодости?» – задал я себе вопрос и получил наконец ответ.
За Дворцовым мостом посредине Невы появился корабль с алыми парусами.
– Алые паруса!
«Это гриновский праздник ленинградской молодежи, ночь после последнего экзамена, – вспомнил я. – Это, стало быть, тот самый знаменитый праздник, который стал уже по-хорошему традиционным в городе на короткой, но полноводной Неве. Вот куда я попал! Вот удача!»
И не успел я произнести в уме слово «удача», как тут же увидел своего старого друга Гену Стратофонтова. Нe знаю, можно ли назвать старым другом мальчика тринадцати лет, но тем не менее это был он, тот самый пионер, «который хорошо учился в школе и не растерялся в трудных обстоятельствах»; тот самый друг всех людей и животных доброй воли и непреклонный противник черных сил мировой мафии; тот, чьи мужество, смекалка и благородство пришли на помощь простодушным островитянам-эмпирейцам в самый ответственный момент их истории; мальчик, владеющий четырьмя языками, включая свой собственный, а также и дельфиний ультразвуковой язык, владеющий