Спасти СССР! «Попаданец» в пенсне. Валерий Белоусов
громадный, как бы и не поповский наперсный крест, ему навстречу шагнул азербайджанец. Вот только не надо меня спрашивать, как Берия это определил.
Вы же не спутаете одногорбого верблюда с двугорбым, правильно?
– Ара, ти кюда шёл? – раздался наглый, развязанный голос азербайджанца.
– Да вот, в Москву хотел бы добраться. Не подбросите? – включил дурака Лаврентий Павлович, бочком подбираясь поближе к пока еще живой тушке хулигана.
– Я тибя сичас вверх пидброшю и на свой хюй насожу…
– А зачем хамить-то? Сказал бы просто – нет! – укоризненно покачал головой не любящий хамов Берия.
Второй азербайджанец, удерживающий в углу остановки девушку («Слушай, какую там девушку? Совсем ребёнок…»), недовольно заметил:
– Ара, давай уже замочи скорей рюсски козлина, а то эта рюсски пилять миня кусаить…
– К сожалению, ребятки, я не русский!
– Чиво?!
– Мингрел я… – и, резко выбросив вперед левую руку, Лаврентий Павлович одновременно сделал полушаг вперёд, перенося всю тяжесть тела на левую же ногу… Открытая ладонь Берии с поджатыми пальцами снизу вверх врезалась в нос первому кавказцу, а потом Лаврентий Павлович резко развернул корпус, и его правая рука воткнулась согнутыми в клюв пальцами в солнечное сплетение преступника. Кавказец хрюкнул и послушно согнулся, и тогда Берия нежно взял его за мохнатые уши и с хрустом насадил переносицей на своё колено.
Товарищ несчастного калеки бросил девушку, выхватил нож…
Лаврентий Павлович укоризненно посмотрел на него и, как говаривала его жена Нателла[4], «сделал в глазах февраль»…
Второй кавказец завизжал от ужаса, бросил на землю нож и, рухнув на колени, пополз в угол остановки, прикидываясь ветошью…
Лаврентий Павлович с трудом отдышался («Эх, жизня наша кабинетная! Надо мне больше двигаться…») и наставительно сказал барышне, старательно прикрывающей свои прелести обрывками блузки:
– Ну что же вы так поздно гуляете? Где тут у вас милиция?
19 августа 1991 года. Ноль часов сорок восемь минут. Поселок Коренёво Люберецкого района Московской области, улица Лорха, дом 17.
– Какая милиция, о чём вы говорите? – женщина, которую Лаврентий Павлович сначала принял за бойкую старушку, после того как она сняла уродующий её платок, оказалась – вполне ещё ничего. Вот только лицо у неё было смертельно уставшее, изработанное…
«Испитое», – подумал Берия[5].
– Ведь это же братья Гаспаряны («Вот дела, азербайджанца от армянина не отличил!»), беженцы из Баку («Значит, не совсем ошибся!»).
Они после Сумгаита к нам целой ордой перебрались… А их старший – сейчас в милиции участковым!
– Участковый? – Берия грозно нахмурился. – Гнать в шею надо такого участкового! Не может работник Органов иметь такой мутной родни!
– Ага, погонишь его! Мы-то, местные, всё видим. Они и все ларьки местные под себя подобрали, и рыночек. Все платят им дань! А что делать?
– Жаловаться! В
Я знаю. Просто Нателлой Лаврентий Павлович называл жену еще с юности… что-то у них такое было, свой тайный язык.
Даль приводит синонимы «утомлённое, умученное тяжкой работой».