Когда уходит человек. Елена Катишонок
Hitler!
Оторопев, учитель не сразу догадался, что приветствие относилось не к нему. За спиной эхом откликнулось еще одно «Неtl Hitler», и обернувшись, он увидел третьего мальчика – худенького, скуластого и очень серьезного, в скаутской форме и с коробкой в руках.
Дубовая двустворчатая дверь была приоткрыта. Войдя, историк чуть не наткнулся на рояль. У рояля стоял сутулый лысый мужчина в сюртуке и протирал очки.
– Прошу прощения, – Шихов придержал рукой тяжелую дверь, – не подскажете ли, где директор?
– Да-да, – отозвался лысый, – можете забирать. Он еще долго не потребует настройки.
Кончив протирать очки, он не надел их, а сложил и опустил в карман. Оба выжидающе смотрели друг на друга. Спохватившись, историк представился.
– Осталось два класса, – объяснил директор, – и то не полные. Очень сожалею, господин Шихов, но…
Пауза казалась вполне подходящей для того, чтобы откланяться и выйти из этого каменного холода в живой, уличный. Он приготовился надеть шляпу, когда директор спросил, все еще держа в руке записку:
– Я не знал, что у господина Гортынского есть родные. Это ваш брат?
«Разве что по несчастью», – чуть не сказал Андрей Ильич, и вдруг его охватил такой мучительный стыд, что даже галстук внезапно стал тесным. Сравнил! Хорошо, хоть не вслух.
– Сосед, – историк опустил на секунду взгляд – ровно столько и понадобилось, чтобы не выговаривать слово «был», – ив Русской гимназии мы вместе преподавали.
Из-за окна донесся бой часов: полдень. Каждая школа занималась от этого звука громким шумом, как бикфордов шнур – пламенем; здесь тишина осталась почти не потревоженной.
– А я решил, что вы за роялем приехали, – директор рассеянно потер лоб, – простите, бога ради. Все немецкие гимназии закрылись, наша последняя в городе.
«Да и той уж нет», – подумал учитель. Директор продолжал:
– Вы уже не успеете научить их истории, – он кивнул в сторону двери, – поздно. Наши дети уезжают в Германию, чтобы делать историю, вот как… А здесь останется мерзость запустения. – И добавил вполголоса по-немецки: – Ein Greuel der Verwiistung. Мы говорили об этом с вашим… с господином Гортынским. И о том, что на самом деле они едут воевать – и потому пьяны от счастья, как все мальчики. А историю делают взрослые, в светлых и чистых кабинетах, и взрослым…
Он не договорил, потому что в дверь постучали, и в комнату настороженно заглянул, а потом вошел озабоченный человек в щегольском пальто и модной шляпе:
– Извиняюсь, я в отношении рояля… Историк торопливо попрощался.
Тот же путь, только в обратном направлении: коридор, лестница, вестибюль. На улице и вправду показалось теплее, чем в этой пустой ненастоящей Германии. Впрочем, в настоящей ему бывать не приходилось.
– Господин Шихов, подождите!.. Директор догнал его почти на углу.
– Вот… Французский лицей знаете? Там инспектор – очень отзывчивый человек, – он протянул