За всё заплачено. Анатолий Галкин
боялся сказать. Ты же всегда отказываешься.
– Сегодня бы согласилась… Но, нет. Не будем возвращаться. Это плохая примета. Давай поднимемся ко мне. У меня хороший кофе есть. Я очень вкусно умею его варить… Ты только не подумай что-нибудь плохое.
– Плохое? Я только очень хорошее подумал.
Роману хотелось схватить ее и бежать на девятый этаж. Скорее… Но Наташа стояла неподвижно и смотрела не на него, а куда-то сквозь темное окно.
Свет еле проникал сюда сверху сквозь решетку старого лифта. Роман вглядывался в ее профиль и очень боялся пошевелиться и вообще сделать что-нибудь не так.
Когда Наташа закрыла глаза, было бы довольно глупо просто стоять столбом. Она явно что-то ждала от него. Слов или действий.
Нежные, любовные фразы на ум не приходили и Роман очень осторожно наклонился и приблизился к ее лицу… Это был даже не поцелуй. Так, легкое прикосновение губами к щеке. Но Наташа вздрогнула, на мгновение прижалась к Роману, а потом резко, не открывая глаз, повернулась к нему и опять замерла.
Теперь уже сомнений не было. Но Роман не торопился, не делал резких движений, боясь спугнуть ее нежность. Он обнял Наташу за плечи и медленно начал приближать свои губы к ее лицу. Он уже почувствовал ее прерывистое дыхание, когда кто-то положил ему руку на плечо…
Роман знал, что глухарь так и называется за полную потерю слуха и осторожности на току, во время любовных игр. Теперь и он попался, как та глупая птица. В пустом ночном подъезде не услышать поднимающегося по лестнице человека!
Правая рука соскользнула с Наташиного плеча и сжалась в кулак. Резко повернувшись, Роман заслонил собой свою спутницу и приготовился к самым решительным действиям.
И он бы ударил и спустил бы нахала с лестницы. Но перед ним стоял вполне приличный человек. Немолодой и очень даже интеллигентный – в очках и галстук. Голос его был тоже вполне приятный, хотя и взволнованный:
– Простите, что я вас, кажется, отвлекаю… Вы, очевидно, Роман Поспелов?
– Да.
– Очень приятно. Я вас уже два часа жду. Я понимаю, что не совсем вовремя, но вопрос идет о жизни и смерти.
– Не понял. Чьей смерти?
– Моей. Завтра меня должны убить… Я понимаю, Роман Васильевич, что говорю сумбурно, но это именно так… Вы ведете дело Ласкина, который, якобы, убил Виноградова. Так вот Ласкин никого не убивал. Ивана Виноградова убил кто-то другой. И этот другой завтра убьет меня… У меня есть доказательства.
Злость на испуганного мужика у Романа прошла. Как можно злиться на человека, если тот к смерти готовится. На таких не сердятся… Злость прошла, но обида осталась крепкая. Уж очень этот завтрашний покойник некстати вклинился в личную жизнь. И в самый важный момент! Сегодня у них с Наташей могла быть такая ночь! Яркая, уникальная… Теперь же разговора с этим типом не избежать. А это наверняка собьёт у Наташи нежный настрой, вызванный заокеанским любовным фильмом и романтической прогулкой по ночной Москве.
Так размышлял Роман, но Наташа, судя по ее словам, так не думала:
– Простите,